Несколько дней Макалаурэ провёл в Ангбанде, а точнее в комнате Нельо. Покинуть её он не стремился и узнать что-то большее, чем в открытую ему рассказывал брат. Новых, внезапных гостей визитёров не появлялось, ничего особенного не происходило. Так что жизнь внутри этого небольшого пространства текла мирно, спокойно и размеренно. Кано отвечал на вопросы брата. Про то, что последнее время петь ему практически некогда, единственное - когда удавалось выкроить для этого редкие дни. Про то, что хронику событий он время от времени пишет. Про местные наречия, что изучить их удалось неплохо, рассказал про забавные случаи в начале взаимного общения народов, сказал, что песен на синдарине не поёт, считая его намного менее подходящим для песен, ну и потому, что он ему меньше нравится, чем квенья. Про местные травы, растения, животных, минералы, яды и про многое иное. Ему нравилось говорить обо всём и ни о чём со старшим. Как раньше бывало, когда не было ни крови, ни смертей, ни войны... Слушал рассказы брата. Слушал и запоминал, чтобы потом, когда будет возможность, вспомнить и обдумать. Наедине с собой. Сейчас же он понял, что нынешняя жизнь брата вполне устраивает, и менять её и тем более возвращаться к прежней старший не собирается. Это одновременно огорчало и успокаивало. Но переубедить Нельо менестрель не пытался. Ни к чему уже. Поздно переубеждать. Единственное, чего ему категорически не хотелось - дожить до момента, когда придётся назвать Майтимо своим врагом и выступить против него. В глубине души, да и по поведению брата он чувствовал, что и тот этого не хочет, по крайней мере даёт им шанс и подсказку такого не допустить, но... Ещё недавно Нельо был согласен с остальными и точно так же, как другие, относился к Северу, сейчас же... В общем, время меняет всё и всех. В этом Кано успел убедиться.
Но эти несколько дней прошли. Менестрель уже почти не обращал внимания на давящую на уши и виски тёмную Музыку Ангбанда. И постепенно стал замечать, что те ноты, которые "поселились" в его Мелодии после исцеления Мелькором последствий его "общения" с Майроном, стали незаметными, вернее не более заметными, чем те нити, что оставила после себя зачарованная рубашка, и к которым все уже успели похоже привыкнуть.  Так что теперь можно было без боязни показаться чаровникам и целителям, не боясь, что они услышат эти ноты и заподозрят что-нибудь эдакое, что в итоге повредит не только Кано, но и всем нолдор. Вот именно обнаружив сей безусловно радующий факт, он и решил, что нужно возвращаться.
Вот только возвращаться он думал в одиночестве. Предполагал ещё, что Нельо отправится провожать. Но поехал в итоге не только Нельо. И это удивило Макалаурэ и, сказать по правде, даже напугало. Ибо ладно он, ему не трудно, благодаря характеру, сохранять спокойный нейтралитет и делать вид, что ему совершенно всё равно, будто дело происходит в Амане, и абсолютно ничего не случилось ещё. А сам незаметно для прочих за маской невозмутимости прятал и тревогу, и смятение, и страх за всех без исключения братьев, ибо все они могли оказаться на острие меча вот буквально сразу после встречи, и банальным страхом за Нельо с одной стороны и за нолдор с другой. Особенно после того, как понял, что простым провожанием до какой-то определённой границы дело не ограничится, и полным составом группа поедет в лагерь. Потому временами он прятал взгляд, смотря на гриву коня, выражение лица за завесой  распущенных волос, а несколько нервное подрагивание пальцев, сжимая почти до их белизны поводья.
На последнем привале менестрель сообщил спутникам, что если случится чудо, и отряд пропустят дальше ворот, то им предстоит миновать их с чистыми помыслами и спокойным, сдержанным поведением, ибо в противном случае в лагерь попросту не попасть. И это касается каждого в отдельности, ибо если они войдут в лагерь и не будут замышлять дурного, без причины там на них уже не нападут.
Он понимал, что рискует, настолько доверяя тёмным, но и не сказать было бы нельзя. Двоякая ситуация выходила. Но рисковать всё равно приходилось, ибо без риска сейчас было не обойтись.
Дозоры ближние и дальние и разведчиков они миновали легко. Точнее внешне легко. Внутри Кано весь подобрался и ожидал всего, любой реакции. Но всё прошло тихо. Но в лагере уже наверняка знали и об их приезде, и о том, сколько их, как они выглядят и какие намерения по отношению к обитателям лагеря внешне выказывают. К лагерю подъезжали в молчании. Не сказав ничего, Макалаурэ занял позицию, сказанную братом. И внешне он казался спокойным и уверенным в себе и в остальных. Словно бы и правда оставшаяся в лагере корона сейчас была на голове, а предводительствовать приходилось не весьма странный отряд, в составе которого был ещё и старший брат, который как раз и должен был возглавлять процессию, а то ли соратников, то ли простых сопровождающих. Руки лежали на холке коня перед седлом, сжимая повод. Лицо как обычно спокойно. Глаза смотрят вперёд, на приближающийся лагерь.
Коня он остановил в полутора полётах стрелы от стены и поднял взгляд на её гребень, давая рассмотреть стражам своё лицо и одновременно давая понять, что он не собирается ни нападать, ни скрываться, ни что-либо ещё из подобного. Не оборачивался, но расстояние между ним и Майтимо позволяло услышать даже сказанные полушёпотом слова или чёткие действия. Ну и Музыку. Но на неё менестрель сейчас обращал внимание в последнюю очередь. Также часть внимания была обращена на остальных членов группы, на всякий случай. И всё бы ничего, но сердце болезненно и гулко колотилось, выдавая ту степень волнения, тревоги и переживаний, которые на самом деле царили в душе. Лишь бы теперь у братьев хватило ума не отдавать поспешных приказов, а разобраться и хотя бы поговорить для начала. Впрочем, если в лагере сейчас все пятеро, то ожидать можно всего. Вплоть даже до молчания и полного показательного игнорирования. Ибо ну а кто ж их, тёмных, знает, может приняли облик старших братьев и теперь хотят обманом добиться чего-нибудь. Наверняка ведь и эта версия возникнет, особенно после способа, выбранного дя похищения менестреля. Но у спутников оставалась вполне неплохая возможность переубедить феанариони. Хоть она и не исключала того, что к ним всё равно отнесутся настороженно и без доверия, а может и без понимания. Но он надеялся, что ему удастся в случае чего успокоить братьев и не дать им ни натворить глупостей, ни подвергнуть себя и всех остальных нолдор опасности, и что эти же самые братья его после такого первым же к Намо и не отправят.

Подпись автора

Мы бы искали покоя,
Но нам не дано найти.
Проклятье наше такое –
С Клятвою в бой идти.

Он ехал предпоследним, видя перед собой спины Майтимо и Макалаурэ, видя, но не смотря на них. Идея его присутствия в этом отряде всецело принадлежала ему, ибо кто только в Ангамандо не отговаривал Мелькора от столь сомнительного для их понимания предприятия - Готмог, Дэрг, Артано, сам нолдаран... Мятежный слышал их опасения и в музыке и в словах, но решив что-то, айну не отступался, даже если велика была опасность - теперь и только лишь Медноверхий эльф из всего отряда знал, в чем она кроется для Первого и сколь была огромна. Но не имело это важности и смысла для Мелькора - он хотел лишь одного, и желание то было велико и где-то даже грандиозно-безрассудно, именно оно - желание - привело его к воротам лагеря Первого Дома. Желание узнать то, что узнать мог лишь он сам - увидеть собственными глазами, а увидев - понять, не отринуть, стяжать.
Стук копыт лошадей успокаивал и совершенно не действовал на нервы, хотя Мелькор краем сознания опасался, что именно так и будет. Раздражение в последнее время стало его навязчивой идеей, от которой он пытался избавиться, как он назойливого монотонного голоса Намо в своей голове, все повторяющего и повторяющего одну и ту же фразу: "...я пророчу гневное время, я пророчу их возвращение, я пророчу кровь и смрад, я пророчу войну, из которой лишь безумцы выйдут победителями, я пророчу пустоту..."
Мелькор как мог переключал свое сознание на разные вопросы и проблемы, требующие его внимания, но все равно, где-то в глухом уголке его головы, набатом бились слова брата о черном конце мира, мира, который он - Первый из Валар - поклялся защищать. Эта была одна из причин, почему он презрел опасность и сел в седло, направившись в сторону лагеря эльфов - "...зрячий да увидит, ищущий да обрящет...а имеющий ум да уразумеет..."
А зима становилась более мягкой и уютной, как только миновали тот незримый рубеж, где Север граничит с Югом в вечном своем противоборстве сторон света и природных проявлений - снег стал мягче и тише, а то и вовсе постепенно исчезал, предоставляя небу смотреть на обширные прогалины поросшей травой земли. Это было странно для взора айну и он смотрел, запоминая и отвлекая себя от тяжких дум.
Но как бы ни была жажда знания велика, Первый все же не забыл о некоей осторожности, ибо поехал инкогнито - не в открытую - чтобы не спровоцировать и не помешать тому, что так хотел он увидеть. Посему густые жемчужные волосы Вала собрал в косу и косу эту заколол, дабы не спускалась она толстым белым колосом по плечу. Привычный буквально всем на Севере бесформенный черный балахон он заменил на походный костюм, где были и высокие сапоги, туго обнимающие голенищами икры айну, и штаны, плотной тканью своей пользовавшиеся честью облегать его стройные ноги, а так же обычная хлопковая рубаха и дублет - почти что мундир, дабы придать сходство с рядовым офицером армии Севера, сопровождающим Лорда Предела в далеком путешествии. Главком убедил Валу, что нужен черный до земли плащ, подбитый сверху обычным волчьим мехом, который Мелькор планировал уже снять - мех, пусть и не достойный его плеч, грел и становился с каждым шагом его лошади все более и более ни к месту. Венчала же образ одна весьма интересная деталь - Первый скрыл нижнюю половину лица черной - в тон - тканью, оставив над ней только большие серые глаза, которые смотрели одновременно внимательно - фокусируясь - и пространно, охватывая много деталей ландшафта - всеобъемля их. Не изменил свой облик Мятежный, лишь попытался скрыть то, что скрыть мог - из внешнего - и перенастроить на почти другое звучание Тему свою - внутренним. Всю ночь он провел за этим занятие, ощущая кожей, как Северу в целом и крепости в частности это его занятие не нравится, как они злятся и скрежещут, будто зубами скрипят. Но желание было сильнее и на утро Тема айну изменилась почти до неузнаваемости, держась лишь на остове нескольких ключевых нот, которые Вала замаскировал иными созвучиями - обратимостью. Никак иначе.
Эльфийские ворота он заметил сразу - они звучали, и это удивило Мелькора - столь мало грандиозная постройка и так...фонит? Но не уловить этого, списать на морок он не мог - ворота действительно звучали, а значит в них сокрыта магия, вот только какая - этого Вала не знал и оставалось ждать, когда подаст голос Макалаурэ, ведь он наверняка знал, что за элемент имеется в сути этих ворот. Поэтому когда процессия остановилась, Мелькор лишь внимательнее стал смотреть в сторону обоих эльфов - абсолютно бесшумно - потянув за поводья и проведя ладонью по шее коня, успокаивая его всхрапывания - животное чуяло наконечники стрел, направленных на них, но не только оно чуяло этот жест гостеприимства - его чуял и сам Мелькор, расплывшись в скальпельно-тонкой улыбке под черной тканью - узнаванием.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

После пропажи ещё и второго из старший братьев Третьему стало ещё более тягостно - тем более, что в этот раз даже требований никаких и не предъявляли.Иногда Тьелкормо даже всерьёз опасался, что с ним самим тоже может что-то случиться нехорошее как с очередным, пусть пока и необъявленным, но... королём. А не объявляли, видимо, в надежде на возвращение менестреля. Впрочем, подолгу об этом волноваться не получалось - дел хватало даже несмотря на помощь средних.
Вести о возвращении старших свалились как снег на голову. Правда, подробности, что Туркафинвэ услышал от дозорных, не радовали от слова совсем. И тем не менее дело требовало немедленного вмешательства, Охотником тут же и предпринятое. По пути нолдо всё же пытался как-то уложить логически цепочку событий вкупе с этим появлением - в предательство верить не хотелось. Никак. Нисколько. И на одной из таких подвернулся следующий по старшинству брат, который в ответ на свои действия получил только раздражённо выдернутый из руки рукав и взгляд, предупреждающий, что сейчас под руку лучше не лезть.
Впрочем, открывшийся за воротами вид о только что произошедшем мимолётном инциденте заставил забыть. И вообще прогнал все мысли из головы. Ибо этого просто НЕ МОГЛО БЫТЬ. Но было - вот так просто и жестоко разрушая реальностью любые надежды.
- Кто вы, балрог вас побери, такие? И что вы сделали с моими братьями? - Очень спокойно и отстранённо даже немного. Только что кипевшая ярость, как и прочие эмоции, улеглась, оставив только холодный гнев и презрение... к этим двоим. Оставалась ещё только надежда, что это обман и это не братья, просто очень похожи. И на всякий меч Третий взялся за рукоять меча, но не вынимал пока его.

Подпись автора

Семь братьев Клятвой связаны одной,
И эта клятва не чета всем прочим.
Мы как один в любой вступаем бой
За Сильмарилл! За подвиг отчий!
(с) Скади

Пришлые никуда не спешили, стояли вдали от ворот, будто ждали, и ждали по-настоящему. Майтимо отметил, что брат последовал его совету и встал чуть перед ним, и перевёл взгляд на стоящий впереди лагерь — неуверенное внешнее строение, будто оно ещё не решило, стоит ли ему здесь стоять, будто сомневалось в выборе, стыдливо пряча за высоким забором жилые строения и опасливо смотря на окружения глазами дозорных. Чудилось, будто слуха коснулся звук натяжения тетивы, но эльда знал, что это всего лишь разыгравшееся воображение — отблесками старой памяти, уступчивой в момент недовозвращения.
Он покидал другой лагерь, на противоположной стороне озера Митрим, его и помнил, этот же не вызывал в душе нолдо тёплых чувств, просто ещё одно сооружение на его веку, не будь это лагерь Первого Дома, проехал бы мимо не задумываясь.
Встречающих он разглядывает жадно, спешивается и делает шаг вперёд, чтобы лучше видеть братьев. Они не друзья и не союзники, но старший феаноринг всё равно рад братьям, так рад, что, пожалуй, готов пропустить мимо ушей вопросы Охотника, не замечать недоверчивые взгляды, некоторую сдержанность в движениях, словно средние не по своей воле вышли, но не смогли пропустить явление, прослыть трусами, а посему явились.
— Здравствуй, Туркафинвэ, здравствуйте, братья, — рука старшего на шее коня, лёгким жестом успокаивая животину, отвлекая всех остальных. Он спокоен и вежлив, ему приятно говорить на родном языке и он точно знает, что многое за него скажут его доспехи. Символика скрыта под тёплым плащом в пол, тяжёлым и подбитым серым мехом, но видно, что ковка не нолдорской работы и не эльфийской вовсе, шлема нет, он с остальными вещами гнездится в дорожных сумках. Волосы, начавшие из-за влажности воздуха виться, не забраны ничем, уходят концами под плащ, создавая эффект шапки и придавая Майтимо вид лёгкой несобранности, спешности и даже некоторой неаккуратности.
Он спиной чувствует присутствие остальных членов похода, но заставляет себя не думать о них, обращаясь непосредственно к братьям.
— Мы привели вам вашего короля и нашего общего брата, Канафинвэ, в полной сохранности. Я вижу ваше неверие, вижу как вы силитесь углядеть, где здесь подвох, вы не можете по-другому... — отмечая выражение лиц и позы, Нельяфинвэ улыбается, — ...не могли годами ранее, когда вам предлагали условия... — намёк, думает он, понятен каждому, кто слышал о посольстве, — ...и теперь — не верите собственным глазам, тогда обратитесь внутрь себя — что говорит вам ваше сердце? Как вы встретите своего короля и, главное, брата — не меня, но Макалаурэ. Отринете, как отринули единожды уже одного нолдорана, или же уверуете в правдивость происходящего, в иной исход, кроме того, который выдаёт вам ваше воображение... в иное... будущее.

Отредактировано Майтимо (22-12-2016 14:58:47)

В районе ворот началось копошение. Ушастые оживилась - явно быстро понеслись докладывать командирам, что на входе их ожидает изумительный квартет. Однако, когда на переговоры прибыло феаноринговское трио, а Анкалагон почему-то сразу и без раздумий определил показавшиеся недовольные рожи, как хозяев этого скудно укреплённого дома, то фонило от них отнюдь не изумлением. Точнее в большей степени не им. Пахло недоверием и подозрениями. Дракон почти что шкурой чувствовал, как меж эльфами по эту сторону и по ту повисло наэлектризованное напряжение. Но если рыжий и потеряшка держали себя в руках, то блондинистая башка у ворот, ругнувшись, начал задавать вопросы, совершенно не тая своей неприязни. Как невеживо. Ещё и огненного собрата помянули недобро. Отходить бы болтуна бичами наставника. Эх!..
Чёрный тоже спешился. Честно говоря, ему не особо нравилось восседать на копытной разумной зверюге. Да и где это видано, чтоб дракон ездил на том, что может съесть? Прихваченный с собой боевой топор остался пристёгнутым к седлу. И Анкалагон не притронется к нему, пока дело не запахнет жареным. Ощущать твердь под ногами было приятно. Из такого положения было удобно перетечь как в атакующую, так и в оборонительную позицию. А ещё, в случае чего, удобно будет стаскивать с коня и закрывать собой главный объект его беспокойства, дабы ни одна мразь даже волоса на голове Валы не тронула.
Поведя плечами, ящер сложил руки на груди, без ненависти глядя на средних феанорингов. Скорее оценивающе, с долей любопытства. Интересно, на что способны эти отпрыски Феанора. На первый взгляд они ему показались хиловатыми. Но дракон привык иметь дело с балрогами и орками, а те точно были покрупнее и покрепче.
"Я слышал, что у короля-безумца было семеро сыновей, но я вижу лишь пять. Где же последыши?.."
Он смутно помнил по чужим рассказам, что в семье Пламенного трое рыжих. Один старший и мелкие близнецы. Видимо, не было как раз последних. Не допустили к созерцанию гостей? "Неужто мы такие страшные?.." Где-то на самом дне чёрных зрачков заиграли искры пламени - пришедшая на ум мысль явно показалась урулоки смешной.
Но беглый осмотр лордов никак не мешал ему периферийным зрением следить за фигурой, закутанной во всё чёрное. Его Музыка была сейчас такой непривычной. Не полностью чужой - Анкалагон слышал родные знакомые Ноты и резонировал с ними. Но в целом играемая Тема была ему незнакома. Отец сделал всё, чтоб минимизировать риск разоблачения. И это немного успокаивало, но заставляло тосковать по привычному Звучанию Отца. Тому, что он первым услышал, когда осознал мир вокруг себя и себя - в мире.

[NIC]Морифинвэ[/NIC]
[STA]Мрачный[/STA]
[AVA]https://pp.vk.me/c628324/v628324808/2d960/mRrpZ1DCJqg.jpg[/AVA]
[SGN]Только одна у нас ныне надежда -
Что же с того, что земля нас не держит?
(Финрод-зонг)[/SGN]
Мрачный стоял, скрестив руки на груди, и, нахмурившись смотрел на прибывших. В отличии от братьев, за оружие не хватался, хоть и висели меч с кинжалом при поясе. Если бы хотели эти четверо вооружённого конфликта, то им ничего не мешало начать его первыми. Однако они показательно оставили оружие при сёдлах. Выжидают? Надеятся, что феанариони начнут этот бой первыми, а после им можно будет предъявить обвинение в нападении на безоружных? Не дождутся.
"Турко, оставь меч в покое. Не радуй Врага совершением ошибок. Первый удар не должен исходить от нас." - Осанвэ было адресовано Охотнику, но слышали его оба брата, стоящие рядом. Север конечно в любом случае всё вывернет по-своему, но у сынов Пламенного будет по крайней мере свидетельство множества элдар, что не они начали бой.
- Допустим, мы тебе поверим. - Как обычно неторопливо и веско заговорил Морьо, окончательно справившийся и с изумлением, и с недоверием. - Допустим. Но как ты, Нельяфинвэ Майтимо объяснишь всё это. - Четвёртый обвёл выразительным взглядом всех четверых напротив. - Свой вид и свои слова в особенности. Это получается, что из всей вашей живописной четвёрки один Кано прежний? Да и то не факт. А ты? Ты, выходит, нас предал и теперь служишь Врагу? Ибо только так я могу трактовать тот факт, что ты приехал возвращать нам нашего короля. - Он специально выделил "нашего" голосом, подчёркивая это указание на расстановку фигур из речи Майтимо, на то, что ярче прочего говорило о том, на какой стороне теперь старший, раз он возвращает им их короля, даже не просто брата, не Кано, не менестреля в конце концов, а именно короля, да ещё и их. Это очень хорошо совмещалось и с общим видом группы, и с облачением Майтимо в частности. - Но да с тобой ещё более-менее ясно. А с чего это Моргот так подобрел, что он нам отдаёт нашего  брата да ещё и в целости-сохранности, и к тому же с почётным эскортом, возглавляемым кстати ещё одним нашим братом, которого мы уже не чаяли увидеть, и который, оказывается, переметнулся на другую сторону и, судя по виду и речам, вполне неплохо там живёт и к нам возвращаться даже не собирается. Ответь честно, Нельяфинвэ, а действительно ли это - Макалаурэ. И тот ли это Макалаурэ, которого мы все знаем с детства, не под властью ли он Севера, не сменил ли сторону подобно тебе. Ибо нам нужен наш брат, а не прислужник Врага и не марионетка Севера.
В конце своей тирады Морьо смотрел даже не на старшего. На менестреля. Следил за его реакцией, прекрасно зная, что эмоциональный Кано не сдержится и чем-то обязательно себя выдаст. Движением, взглядом, словом. Впрочем, и на старшего он тоже обращал внимание, ожидая от того ответа. И на братьев сммотрел краем глаза на всякий случай.

Отредактировано Макалаурэ (23-12-2016 19:34:14)

Подпись автора

Мы бы искали покоя,
Но нам не дано найти.
Проклятье наше такое –
С Клятвою в бой идти.

Пальцы коснулись рукояти кинжала, висящего на поясе, но пройдясь по ней, скользнули мимо. Курво услышал брата и был согласен - первый удар нанесут не они. На лице не дрогнул ни один нерв, оно источало хладнокровие и безучастие эмоций в теперешний момент, и лишь по глазам можно было понять, что это лишь маска - во взгляде играли сотни тысяч огоньков, желающие спалить дотла всё, что окружало их хозяина.  Но, несмотря на это, он продолжал хранить спокойствие и невозмутимость.
- Кано, любимый мой старший брат, скажи нам, пожалуйста, что к этой компании почти не имеешь никакого отношения.- Искусник выбрал своей целю своего следующего братца по возрасту, шедшего после Нельяфинвэ, так как видел других насквозь, от чего принял решение о том, что Медноголовый уже не подлежит переговорам и перевоспитанию. – Уверен, каждый в этом лагере был бы рад услышать от тебя слова о том, что ты и эта делегация сходитесь лишь в том, что имеете одну цель на карте для своего путешествия. И если я прав в твоей принадлежности к сыновьям Феанора, то прошу, сейчас же покинь своё место рядом с Тёмными, да вернись к братьям.  Поверь, так будет лучше.
Голос пятого не выражал в себе дурных помыслов или неугомонных амбиций.  Напротив, он звучал невероятно чисто, приятно, да так  мягко и представлял из себя само спокойствие и сдержанность.  Сказав всё, что Куруфинвэ хотел, он замер на несколько секунд, а затем медленно повернулся к Рыжему.  Складывалось ощущение, что эта копия Феанора продолжит вежливо  мурлыкать, да только не случилось такого. Вид оратора помрачнел, стал серьёзнее, а голос стал обжигать своей холодностью и презрением, словно ледяная сталь, касающаяся горла.
- Я приветствую тебя, Майтимо, в лагере Первого Дома. Приветствую как гостя, как посланца к нам, но не как брата. Я буду рад услышать упреки о том, что я ошибся, и тот, кто некогда звался Нельяфинвэ, не примкнул к убийце нашего деда и народа. Но пока я не вижу доказательств своей неправоты, потому продолжу. Отныне никто не смеет называть тебя Нельяфинвэ, это имя более не твоё- тот, кто предал отца, предал Клятву, своих братьев и народ, не может носить почётное имя, выражающее принадлежность к роду Финвэ. Теперь я вижу, что был прав, и мой самый старший брат погиб в плену Севера, ибо тот, кто стоит передо мной – мне не родственник. У тебя нет семьи до тех пор, пока ты не отвергнешь твоих новых друзей, не раскаешься в своей слаботе, да не вернёшься к нам.
«Но помни - тот, кто предал - будет предан»- так прозвучало осанвэ для Руссандола.

Подпись автора

  И мы уходим за своей судьбой,
Оставив светлый Аман за спиною,
Отвергнутые Светом и проклятые Тьмой,
Под стягом со Звездою Феанора!

Теперь говорил уже не только Турко. Основную мысль высказал Морьо и высказал по сравнению с братьями довольно спокойно и даже не очень резко. Остальные её развили и продолжили. После чего в первый момент Кано хотелось настучать по ушам уже им за такие слова по отношению к старшему. Но ведь этого и стоило ожидать, об этом они с Нельо и говорили тогда, в комнате брата. Так и случилось. Да и Майтимо, похоже, не очень-то сим фактом был удивлён и огорчён. По крайней мере внешне. Предвидел, зная братьев лучше даже, чем Кано. Ну что ж. Судьбу не переделать. Да и Нельо возвращаться не будет. Пусть тогда так. Больно конечно, ну да придётся смириться. Как приходилось уже ранее. Он смотрел на средних, смотрел чуть грпустно, но не спорил. Понимал и их позицию, их слова, и их мнение. Пусть и не полностью принимал.
"Я по-прежнему с вами и за вас, и по-прежнему на одной с вами стороне. И теперь мы с ними вновь по разные стороны войны." - Осанвэ всем троим. Так лучше. В осанвэ нельзя солгать, оно даёт почувствовать скрытые за внешним спокойствием эмоции. И менестрель даёт их почувствовать братьям. Потому, что иначе будет неправильно, потому, что он действительно один из них, чего бы кто не думал и не говорил. И пусть подход и к Клятве, и к мести, и даже к любви к отцу у него несколько отличается от братского, но... Единственное пожалуй, что он категорически делать не собирался, да и то только для себя самого, это отказываться от брата подобно средним. Нет, конечно это придётся признать, но в глубине души Нельо для него так и останется старшим братом, что бы там с ним не произошло.
Спокойно-вежливый прощальный поклон тёмным. Тёплый взгляд и лёгкая улыбка Нельо. Он решил обойтись без слов, ибо сейчас они будут лишними. И те несколько шагов, разделяющих их с братьями, преодолев которые, менестрель встал рядом со средними и вновь посмотрел на северян, теперь повернувшись к ним лицом. Впрочем, внешне он был по-прежнему спокоен и невозмутим. Не было ни ненависти, ни презрения, ни притворства, ни страха, ни чего-то ещё. В Музыке тоже. Короткий взгляд на средних в ожидании их реакции, а точнее того, что теперь они направятся в лагерь. Где конечно ему предстоит ещё всё рассказать, но это уже не так тревожно, как было стояние тут, напротив своих же братьев и ожидание чего-то, что произойдёт или не произойдёт.

Подпись автора

Мы бы искали покоя,
Но нам не дано найти.
Проклятье наше такое –
С Клятвою в бой идти.

"Отправляемся обратно?"
Его осанвэ прозвучало просьбой, но конкретно эту просьбу айну не мог сейчас выполнить для него - эту "прогулку" стоило короновать и Вала уже подготовил ей венец - почти терновый. Говорить "нет" не хотелось всеми звучаниями сразу - Ангбанд звал и Север звал также, посему Мелькор лишь поймал своими глазами взгляд Нельо и едва заметно покачал головой - невербальным отрицанием, смягчением вербального.
Слушать же то, что произносилось и подхватывалось ветром, уносимым в Арду эти звуки речи, было сначала смешно, а затем попросту невыносимо - настолько чаши словосочетаний были полны глупостью и бессмысленностью произносимого. Феаноринги не менялись, сколь бы сильно айну ни не хотел в это верить - время текло линейно, без извивов вероятностей. И пока братья переговаривались по разные стороны разделяющей их черты, которую прочертили меж ними именно средние эльфы, Мелькор стоял молча, продолжая внимательно смотреть на происходящее - почти не шевелясь - фигурным очерком на фоне непривычно теплого зимнего леса. Только лишь рука в карман штанов упрятана да пальцы - там - теребят обрывок шерстяной нити такой крепости, что ни порвать ее, ни расплести не удастся никому из ныне существующих. Нить эту Вала забрал из чертогов Мандоса - компенсацией за невыносимые минуты там, за те знания, которым поделился с ним Намо и которые стремились уничтожить самую суть Валы. Та нить - обрывок из мотка Вайрэ, нить, способная путать и смещать вероятности, способная вплетать в себя и собою - плести - историю этого мира - но только на длину самой себя. Тот обрывок, что был сокрыт в кармане его брюк, Мелькор принес с собой сюда вместо любого из оружий и длины нити хватило, чтобы изменить вероятности полета стрел, нацеленных прямо на них - выстрелив, эльфы-разведчики попадут в своих - эльфов-разведчиков насупротив, как бы при этом точно они не целились - в них. На этом все - последний узелок Первый сделал совсем на конце нее, не обращая внимания на усиливающуюся боль в сожженных руках, а с ней - на Тему свою, что усиливалась пропорционально боли - то ли вторя ей, то ли пытаясь заглушить. Уже не так важен был весь этот маскарад и даже его цель - он увидел почти все, что хотел и понял чуть больше, чем рассчитывал, но разочарование стало столь полным, что готово оно было выплеснуться прямо на талый снег - словами, не направленными на кровь, но кровью могущие обернуться.
"...имеющий разум да уразумеет...", но имели они разум? Превозмогут ли себя и получится ли уразуметь? Оставалось только чуть заметно качнуть головой - жестом явного нежелания даже начинать думать об этом, а затем, когда все бессмысленные слова сорвались с губ феанариони и упали глыбами льда между ними прямо на прочерченную линию переднего фронта, когда отозвался на них и Медноверхий, Мелькор положил руку в перчатке на мундир Анкалагона и словно шумом жухлых листьев донеслось до его феа аккорд айну:
"Будь готов перевоплощаться, но кровь проливать Север не станет. На тебе лишь задача вынести нас из того ада, который может разжечь Юг."
А после руку убрать и твердо шагнуть вперед - к этой злосчастной линии - и серыми глазами встретиться с другими глазами - почти сцепкой, на острие обоюдоострой иглы, что явно проляжет между ними где-то на середине дальности этих взглядов. Мелькор больше не скрывался, более не не-звучал - внутренне и внезапно зазвучал внешне - его голос от долгого молчания слегка осип, но быстро вернулся в привычную тональность, разнося по округе мелодичный и почти бархатистый тембр его, словно переливы горной реки. Но не был этот поток сейчас спокоен, был он бурный и на грани водопада, коим стали слова его, ниспавшие с тонких губ, что уже несколько минут кривились в ироничной усмешке - казалось немного еще и яд закапает с излома их уголков:
- Время идет, время уходит, но в феа ваших нет места ни переменам, ни улучшению - в них засела ненависть и злоба, кои вы прочите Северу и жителям его, но принесли их в себе - те черные реки и реки багровые, весь смрад и мрак, поселившийся в вас - то Клятва душит и не дает покоя и покоя не даст ни вам, ни детям вашим, ни народу - вы сеете смерть и смерть пожнете, но не для того, чтобы сказать вам это, дети Феанора, пришел я лично на встречу, а для того, чтобы понять и решить, и цели своей достиг, а посему слушайте и внимайте мне, покуда на моей вы земле и не хозяева здесь - гости лишь, покамест не изменю я своего решения, а изменю ли - так то неведомо, ибо не существует на этой земле Замысла и можете не уповать на предопределение - в нем вы оправдание себе и той крови, что льете найти не сможете - ваш крест на вас клеймом и останется. - Первый из Валар стоял перед ними и смотрел прямо в глаза каждому - скользя своими по горизонтали их взоров, ни на секунду не отводя взгляд - даже не моргая, и голос его был красив и громок - так, что даже лес зазвучал громче - аккомпанируя. - Внимайте моему решению, нолдор и оно таково: Север дает вам год на то, чтобы вы покинули подступы к Спорным землям и ушли глубоко на Юг, где я буду только лишь знать, что вы есть на моей земле, но не видеть вас на ней. Собирайте свой народ, уводите далеко отсюда и тогда мир - а ведь вы так радеете за мир, топя своими балладами и рассказами о Севере в крови нас - вам обещан не только мной, но и всеми северянами. Нет если, то через год начнется война... - "...и только безумцы выйдут из нее победителями..." - в сознании вновь всплыл набат голоса Намо, но Мятежный упрямо продолжил, - Но Арда свидетельница и все живущее в ней - Север не напал первым, но не вынуждайте его делать это - уходите.
Сказав так, Мелькор все же снял с лица черную ткань и полностью стянул ее с себя, открывая бледное красивое лицо навстречу их взглядам и лицо это не выражало ничего, кроме упрямого решения, которое он принял и озвучил, и которого никто и ничто не изменит - выбор сделан и нет пути назад.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

- Выбор прежде всего сделал ты, когда решил предать Клятву и отца. И теперь к тебе будет не больше любви, чем к прочим прислужникам Моринготто. Так что можешь бежать к нему под крылышко - вижу, тебе там показалось лучше. - Прозвучало это совершенно спокойно, без признака на какие-либо эмоции - после вот такого рыжего просто не хотелось видеть, ничего более.
А тёмные, однако, активизировались; и нанесённые оскорбления Третий и так спускать не собирался, а появление Моргота заставило и вовсе не только схватиться за меч, но и выхватить его. И говорить предпочёл как раз с пришедшим Валой как главным ответственным за всё это.
- Не тебе, убийца и вор, осуждать нас за сотворённое. И с каких пор эти земли принадлежат тебе? Решения свои ты волен объявлять лишь в Ангамандо, для своих прислужников. - Мимолётный взгляд на всех, кто пришёл от Тёмных, за исключением разве что Второго. - Пока ты здесь, мира быть не может. И разве не вы начали войну - когда был убиты мои дед и отец и когда орки из Ангамандо напали на поселение здешних эльдар, которые уж точно вам ничего дурного не сделали. И вот прямо сейчас я вижу пример того, что будет со всем нами, если идти у тебя на поводу - Тут и прежде обнажённый меч и вовсе был направлен на Врага. - Мы не уйдём.
Как-либо реагировать на слова младшего Тьелкормо не стал, ибо слишком уж это походило на бегство перед Морготом, даже путь по необходимости... кстати, говоря о необходимости - Канафинвэ получил изрядный такой толчок в сторону ворот, поскольку как раз у него при себе оружия не было. Жаль, некогда было разбираться, на чьей Кано стороне... с этим придётся разбираться отдельно и не при Тёмных.

Подпись автора

Семь братьев Клятвой связаны одной,
И эта клятва не чета всем прочим.
Мы как один в любой вступаем бой
За Сильмарилл! За подвиг отчий!
(с) Скади

Слова Тёмного Валы вызвали у Куруфина лишь слабую улыбку, наполненную хитростью и гордыней, а речь дракона и вовсе прошла достаточно мимо, так как нолдо воспринимал его как оружие Севера, но не более. Сначала хотелось много чего сказать, прокомментировать почти каждую фразу Тёмного, но всё же Курво не просто бросался словами на ветер, а любил, когда во всём был смысл и результат, а слова достигали своей цели. Но данная ситуация не имела ничего из этого - мнения сторон были совершенно разными, ни одна, ни другая не намеревалась слушать оппонента, да принимать сказанное им во внимание. На приказ Мелькора о том, что их лагерь должен убираться с этих земель, Атаринкэ был готов рассмеяться Врагу прямо в лицо. « И он будет указывать мне, где мне жить, куда идти? Это не его земли. Я понимаю, конечно, Ангбанд не отличается живописностью, а красоты хочется, но выбор сделан, Мелькор, твои земли там.  Да и разве не этого он добивался еще в Амане, когда рассказывал эльфам о том, как Стихии заперли их там, как свободно народ живёт в Эндорэ? Видимо, обдумывать свои действия у Тёмных не принято, они могут лишь как дети малые, которые шалят у мамы за спиной, а потом плачут от результата своих действий, который был очевиден»,- Эта мысль заставила Куруфина еле заметно, хитрюще улыбнуться, глядя на Мелькора. Но бросив последний взгляд на эту компанию, он решил ничего не отвечать – всё равно как стене говорить, развернулся и пошёл за Кано и Морьо.
В глазах Пятого эта процессия зашла в тупик и не имела продолжения, совершенно глупо было бы продолжать выяснять отношения с Севером, да и все уже поняли позицию обеих сторон.  Теперь ему было куда более интересно поговорить с Макалаурэ, поэтому стоящие у ворот тёмные больше не имели никакой смысловой ценности для младшего Куруфинвэ. У него образовались гораздо более интригующие дела, да и пора было возвращаться к своим обязанностям в лагере, а эту бессмысленную компанию оставить стоять всё также бесцельно, раз уж им так хотелось.
Но необдуманные действия Охотника заставили его остановиться, тихо и кратко выругаться на синдарине, да вмешаться в сие действие.
- Турко, что ты делаешь? – Куруфин вмиг оказался напротив брата и положил руку на острое лезвие меча Тьелкормо.- Мы не собираемся уподобляться нашим не очень разумным врагам, устраивая резню на переговорах. Более того, ты понимаешь, что я не оставлю тебя здесь, а меча у меня с собой нет, поэтому ты подвергаешь брата опасности. – Он пристально посмотрел старшему в глаза, а выражение лица Атаринкэ и без слов показывало всё то, что он хотел сказать.
- Мелькор, брат и вот ты- Курво кивнул в сторону Анкалагона.- Скажите мне, какова ваша цель нахождения у ворот лагеря Первого Дома? Мне казалось, мы уже всё выяснили и поняли позиции друг друга. У нас, нолдо, есть дела важнее бесцельного простоя, поэтому раз переговоры окончены, я считаю нужным вернуться к своим обязанностям. Причина же вашего желания остаться мне не ясна, никто вас не пригласит войти, да и если бы вы хотели, полагаю, вы были бы уже там. – Он снова взглянул на дракона. – Поэтому стойте, конечно, раз вам это доставляет столько удовольствия, но нам пора. Счастливо оставаться, как говорится. 
«Есть срочное дело, Турко, ты мне очень нужен в лагере, это важно. Отложи свою месть на потом, пожалуйста, всё равно силы не равные. Повторюсь- это очень важно, а ждать нельзя»,- Послав осанвэ Охотнику такого содержания, Куруфин потянул брата за собой.

Подпись автора

  И мы уходим за своей судьбой,
Оставив светлый Аман за спиною,
Отвергнутые Светом и проклятые Тьмой,
Под стягом со Звездою Феанора!

- Мы не уйдём.
Слова прозвучали так категорично, что Первый еще шире улыбнулся, но когда сталь меча была направлена в сторону его груди, а наконечник его едва ли не касался ткани мундира, в глазах у Валы промелькнуло такое бешенство, что отразись оно от начищенной стали, то срекошетило бы чуть ли не смертельным выстрелом - в самую феа говорившего. Но день был пасмурным, меч не сверкал и ничего не отразилось на его поверхности за ту долю секунды, когда Мелькор не успел схватит эту ноту - эмоцию - расползающуюся по серебряной радужке его глаз. Не успело пройти мгновение - сменить предыдущее - как тонкие пальцы айну вцепились в направленный в него меч - обвивая, словно плющом, да сжимая в тиски холодное лезвие - до крови и побелевших костяшек обоженных рук, кои никто из присутствующих заметить не мог, ибо сокрыты были они черной тканью - а схватив так, прошептал - почти что шипением и с явным прищуром глаз, смотревших все это время прямо на Келегорма - не отрываясь, не мигая:
- Никогда. Не наводи. Оружие. На того. От кого. Абсолютно. Не знаешь. Что. Ожидать. - и в следующую секунду, казалось бы совершенно без видимых усилий, изящные и окровавленные пальцы Валы переламывают ощерившуюся сталь где-то на середине, а сталь эта надломно трескается, словно в агонии, после чего айну, не глядя, отшвыривает обломок в сторону - в снег. Взгляд его не пылает ненавистью, он горит злостью, он почти смердит разочарованием и осознанием того, что задуманное им - то, о чем знал Нельо - все северяне, но не знали и не хотели даже узнать - эти, отодвигается далеко, что слово "мир" еще долго будет синонимом только лишь к месту, но не к действию - его отсутствию... Это заставило Мятежного сжать зубы в попытке удержать свое бледное лицо от гримасы презрения и почти брезгливости, а Тема его зазвучала открыто и громко - таиться более было нечего, таиться более было не ради чего... - этот аккорд боли зазвенел внутри него и поглотил даже боль физическую - в кокон из музыки его сопрятав, пожрав - оболочкой из внутреннего. Если до минуты пришедшего осознания сводила с ума лишь боль в руках, то сейчас сам айну был сосредоточием боли и ее проводником - с Темой она выхлестывалась из него и резонировала с окружающими, и никому не была приятна та мелодия - она бередила раны у тех, у кого они были, и те начинали кровоточить, она бередила раны духовные, которые могли истекать кровью не меньше телесных - деревья, окружающие их, начали скрипеть будто от сильного мороза - трещать, и походило это на стоны их, но не мороз был всему виною - боль и породившая ее глупость и спесь, не желание услышать. В сказаниях Юга запишут, что Враг наслал на Арду проклятие и разрушение, что погубил деревья и почва перестала плодоносить из-за него, и никто не упомянет, из-за кого на землю эту здесь и сейчас пролился этот ядовитый аккорд - кто или что его создатели и мастера. В сказаниях Юга многое запишут, потому что бумага не краснеет - она стерпит все.
Лишь бы взять себя в руки - время для того, чтобы полностью осознать всю глубину и горечь - всю пропасть образовавшуюся эту в миг, когда увидел он то, что так хотел - и ужаснулся - будет еще, а сейчас же обвести стоящих эльфов своим всепонимающим взглядом, каждого клеймя им и в памяти своей запечатлевая - чередой портретных лиц - а затем, кривя тонкие губы, отозваться, да не каждому в отдельности, но всем сразу - и теперь не только с губ, но и со слов его струится ртуть - возможно что та самая, что так отчаянно мерцает в оковах радужек его:
- Свои грехи чужими прикрывать удел ваш, дети Феанора. Но что бы вы не говорили - сюда войну вы принесли и убивает Север именно врагов, а вы же резали своих и знание о том, что были в реках крови утоплены не только лишь мужи, но девы также, имеется у всех Валар и майар - и не вам мне говорить о прегрешениях. Мы убиваем ради нашей земли, мы убиваем - защищаясь и защищая, а вы же убивали ради вещей - предметов - которые позволили вам в Белерианд принести тот смрад и мрак, что поселился в вас при даче Клятвы. Не вам - тем, кто слово дал своей родне, а после взял его обратно - пылающим огнем и заревом в Лосгаре, обрекшим любящих вас - на льды и смерть - рассказывать мне про убийства и рассаду мрака. Вы убиваете своих и крест ваш тяжек - по силам ли все это вам, феанариони? Приехавши сюда, желал я диалога, но раз вы столь глухи и слепы, раз ничего не изменилось в вас с момента прошлых двух Посольств, где непростительную совершили вы ошибку, уверовав в свои иллюзии и заживо похоронив не только единственного нолдарана, кто смог бы привести вас к миру - в мире и в себе, но брата своего родного, закрывши уши и глаза - как снова в этот миг и происходит - вы совершили новый грех, сейчас пред вами вставший в миг встречи - расплатой за гордыню и спессивость - ужасом содеянного вами-  стоящим перед вами вашим братом, который мертв для вас, но не своим поступком, а вашими стараниями, и благодарен вам я, нолдор, что глупость ваша подарила мне столь прекрасного из вас - раз до сих пор весь этот ком невежества и - что страшней в разы - нежелания его презреть-  внутри сидит у каждого из вас, то диалог наш превратился в монолог - мой. Вы сколь угодно можете ссылаться на грязь и зло, творящееся без вас, но вы творите его больше и зло, творимое вами - горше, так как я думаю о Севере и Арде, а вы же - только о себе и данной Клятве, где места нет ни вашему народу, ни родне - все на алтарь кровавый вы возложите - все - ради трех Камней проклятых, что сеют, как и вы, лишь ненависть и боль.
Вдруг голос Валы оборвался, Тема его замерла и загудела, а он, рывком ступив через невидимую ту черту, что разделяла их все это время, шагнул навстречу обнажившему в его сторону меч и молниеносно схватил за грудки, притянув его лицо - к своему, а меч - вернее, тот обломок, что остался, уперся в ткань мундира - напоминанием о том, что преступить черту можно, но куда бы ты не ступал - она всегда рядом - между.
С секунду айну смотрел в его глаза, а затем прицельно прошептал:
- Я дал вам год на то, чтоб вы собрали вещи и народ свой, и убрались глубоко на Юг, где лишь воспоминания о ваших лицах будет мне напоминанием о вас, иначе не только армия Севера, но и сама Арда изживет вас с себя, как проказу, не захотевшую мира ее земле, а жаждущую лишь крови и войны и ради чего?! Ради бессмысленных Камней, на которые сейчас у вас - как тогда у меня - нет никаких прав.
Год. А после - не говорите, что Север вас не предупреждал.
И пальцы цепкие разжать, будто отпружинивая и отталкивая феаноринга обратно, а после послать осанвэ Анкалагону - четким и единственным словом:
"Превращайся".
А следом - эльфу:
"Будь готов".

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

Носок сапога поддел лежавший на земле камень и пнул куда-то в сторону ворот нолдорского лагеря. В этом жесте было всё: нетерпение, потому что эта болтовня тянется очень долго и бесцельно, а внутрь их не приглашали, хотя никто из тёмных не выказал агрессии (уж точно не больше самих феанариони), было и раздражение из-за содержания самих разговоров. Они приехали просто поприпираться с выкидышами Феаноровыми? Он ушам своим не верил. И надеялся лишь на то, что Отец всё равно получил, что хотел. Неимоверно бесило бессилие. Был дан приказ не проливать кровь, а ящер ох с каким бы наслаждением впился своими клыками в особо словохотливых. Например, в блондинистую башку. Он больше всех выпендривался. За старшего в лагере оставили, что ли? И потому аж из штанов выпрыгивает, лишь бы доказать всем, какой он крутой и сильный? Хотя его братья были не лучше. Пара фраз ни о чём и попытка удалиться за ворота. Словно лик Мелькора мгновенно заставил всех обделаться от страха. Ну и чего медлим? Активнее шевелите окороками, девочки. Взрослых дядей уже утомил этот дешёвый фарс. И Гоша был бы очень рад немедленно двинуться домой. Наверное, они так бы и поступили, если бы блондин не выхватил меч и не стал им тыкать в его Отца. Чёрный весь внутренне подобрался, словно перед прыжком, и недобро оскалился, щуря багровые глаза. Даже за топор хвататься не стал - он ему голыми руками башку оторвёт, если хоть волос упадёт с головы Владыки. Однако, последний сам шагнул навстречу, ухватившись за лезвие и пальцами сминая застонавшую под таким натиском сталь. Короткий "вскрик" клинка феаноровой ковки, и феаноринг лишается доброй половины своего оружия. Эта самая половина с глухим металлическим стуком достигает земли, запятнанная алыми каплями крови. Запах моментально ударил в нос дракона, заставив ноздри трепетать, а зрачки лихорадочно подрагивать.
- Убрал свою зубочистку. Живо! - рявкнул ящер, еле сдерживая рвущееся из глотки рычание, - Твои братья собирались валить - будь хорошим мальчиком и катись следом. Не вам, крысы аманские, качать здесь права и утверждать, чья эта земля! Вы здесь чужие - никому не сдались вы ни в Валиноре, где вас прокляли, ни здесь, где вы противны всем - от местных эльфов до собственной родни. Воспользуйтесь щедрым предложением нашего Владыки и уносите ноги на самый юг, пока вам эти ноги не оторвали и в задницу не засунули.
К концу своей речи дракон немного успокоился и уже цедил слова, до этого слетавшие резко и рубленно - во гневе. Не дай Тьма, блондинчик рискнёт выкинуть какую-нибудь... штуку. Например, решит, что просто указывать мечом на Мелькора - мало. Мандос по вам соскучился, мятежнички. Он уже, небось, приготовил для вас самые тесные камеры. Как и для вашего папаши.
От ядовито-яростных мыслей Анкалагона отвлекло осанвэ Отца. На которое он опять же ответил коротким "Есть". Самое время трансформироваться - в первоформе ему каждый из ушастых будет на один зуб. Если, конечно, те раньше не рассосутся по своим норам. Дракон приготовился к преображению.

Отредактировано Анкалагон (29-12-2016 02:16:47)

Когда Атаринкэ понял, что мирным путём этот вопрос уже не решить, злоба и разочарование завладели настроением.  Ввязываться в конфликт, сопровождаемый физическими нападениями, а не лишь словами, совершенно сегодня не хотелось. Может быть завтра или ещё через день  он бы с огромным энтузиазмом ввязался в любую заварушку, но на данный момент такая возможность не вызывала особого желания.  Поэтому наблюдая то, как брат его отпихивает, как ломается его клинок, влезает в это всё и Майтимо, Курво очень разозлился. Ситуация начинала оборачиваться в совершенно не предсказуемую сторону, уже нельзя было сказать, что будет дальше, будут ли жертвы и как себя вести.
Куруфинвэ на этот раз серьёзно пожалел, что не имел с собой меча, но к счастью, не растерялся. Быстро выхватив оружие из ножен стражника у ворот, так как всё равно тот имел второй,  он бросился обратно к брату, заодно приказав лучникам убрать стрелы с прицела, ибо кто знает, что могло произойти, а вступать в бой первыми Первый Дом не собирался. Не сегодня. Да, этот меч нельзя было сравнить с его собственным, но всё равно лучше, чем ничего.
Бездумно размахивать лезвием, как это сделал Турко, смысла не было, Куруфин просто стоял рядом с братом, но чуть сзади, опустив меч, но готовый поднять его в любой момент - он здесь был только для защиты Третьего.  И хоть страже был дан приказ не стрелять, оборона лагеря всё равно поднялась. За воротами тоже начался переполох , да шум, получив приказ по осанвэ, командующий армией выстраивал своих воинов за воротами, часть на внутреннюю защиту, а другая часть была отправлена выступить  в любой момент за стены лагеря.   
- Нам всё равно на то, кто нас проклял, на то, кто нам рад или же нет, мы не спрашиваем чужого мнения, а разрешения уж точно. Мы просто приходим и берём своё и то, что хотим сделать своим. Так с какого перепугу тогда, я стану слушать нелепые угрозы Севера? Упрёки от того, кто обманул  нас? Худшее, что в нашем мире есть- это ложь и предательство, а ты, Мелькор, и есть это всё. Обман даже хуже убийства, а ты врал в Валиноре, врёшь и сейчас, пытаясь заставить чувствовать нас виновато, да теми, кто отравляет жизнь местных. Хотя синдары страдали ещё до нашего прихода. Ещё до нас их поселения грабили орки и утаскивали в плен. Не в лагере Первого Дома, а в твоих темницах томятся несчастные эльдар и испытывают там пытки. Ты начал это всё ещё до того, как наш народ успел что-либо узнать и понять об этом мире. Ещё там, у Вод Пробуждения, не зная мира и тех, кто в нём есть, наши предки уяснили, что есть чёрное зло, которое отравляет жизнь, что нельзя одному отходить от поселения. Так что хоть сейчас сделай усилие и прекрати врать. Это отвратительно. Хватит оправдываться и прибеднятся, хватит вечно творить свою черноту, а потом пытаться обвинить в этом других. Или постой, может твоё враньё дошло до такого уровня, что ты уже не понимаешь, что занимаешься самообманом?  Ты и сам веришь в эту клевету о том, что нолдор плохие, а ты, Чёрный Вор, само добро, справедливость и честь?  Тогда ты ещё и жалок….

Подпись автора

  И мы уходим за своей судьбой,
Оставив светлый Аман за спиною,
Отвергнутые Светом и проклятые Тьмой,
Под стягом со Звездою Феанора!