Эндор |
|
 |
 |
 |
 |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Эндор » Наша летопись » Архив отыгрышей Тёмного Блока » We'll find our common way. 1 год Солнца, начало осени
Годы: 1 год Солнца, начало осени;
События: Вала и Майтимо отправляются на конную прогулку: беседы и локальные приключения будут также иметь место;
Действующие лица: Майтимо, Мелькор. (Возможны NPC эльфа/ов);
Предшествующие события: дача Клятвы Северу первым сыном Феанора - Нельяфинвэ Майтимо;
Предшествующая тема: нет;
Соответствие канону: нет;
Соответствие игровому моменту: да;
Теги: 1 год Солнца,ТБ,начало осени,Темный Блок,осень
Пускай день конной прогулки был намечен заранее, выдался он прекрасным - начало осени все еще хранило на себе отголоски лета, не покрытого багряными и жухлыми листьями и не омыло себя сначала весьма теплыми, а затем промозглыми дождями - сияло солнце, а ветер - вечный шпион и повелитель шепота - почти не властвовал над этим днем. Все складывалось пасьянсом удачливости и свершения планов, но только Мелькор не улыбался - он стоял перед большим - в рост - зеркалом и смотрел на свое отражение - вглядываясь, буквально цепляясь, за каждый контур и изломанность линий, начиная с лица своего и кончая масляной плавностью наплывших друг на друга складок одеяния - столь привычного черного балахона, что по обычаю бесформенным мраком сокрывал фигуру айну в своих чертогах, почти пожрав ее - в себя. Луч солнца, проникая, скользил по камню пола - медленно подбираясь к черноте ткани, что расползлась вокруг босых ног Валы пятном окружности - текли мгновения, сливаясь в единое из множества - минуты - чтобы породить множество из единого времени - часы. Но не суждено было жадному до внимания блику Анар дотронуться до Первого из Валар - только он подполз, как собака подползает на брюхе, к подолу балахона и пал на него, как черное поглотило прозрачный золотистый свет - жадным залпом выпивая без остатка предложенный внезапный дар. Казалось, что ткань одежд стала еще чернее, никак не в силах насытиться, а луч - не в силах отползти назад, продолжал падать собой на подол и умирать, как могли умирать только стихии - растворяясь в стихии еще более мощной.
Но не видел этого вечного противостояния Мелькор - он от него неимоверно устал - а видел лишь себя: все то же тонкое бледное и идеальное лицо с большими глазами, которые смотрят прямо в феа, если надобно им, и одаривают всепониманием и бесконечной индульгенцией - вопреки всему - глаза скорбящей по всему Эа Ниэнны. Как и она, айну мог простить многое, понять - почти все. Единственное, что не в силах был он сделать - это забыть. "Теперь и мне память стала стальною короной, любимый брат мой..." - проносится у него в голове, царапая сознание и мешая сосредоточиться. Но болезная мысль проходит, а отражение остается - все таким же статичным изваянием: густые волосы распущены и ничем не скованы - прямые и мягкие, отливающие жемчугом и искристостью снегов - такие и у брата его Манвэ - да только снега у них теперь разные, как разными стали горы и сами они. А ниже - руки - длинные и тонкие пальцы, хрупкое, изящное запястье - они могли бы врачевать и дарить ласку, так до головокружения похожие на руки Эстэ, только изуродованы нынче и залечить не могут даже самих себя - все они есть в нем, ибо начало в нем Творения Илуватара положено было и он - Первый - стал для последовавших следом идеальной канвой - так было, так есть и будет до скончания времен, ибо если и есть Замысел Эру, то отражение его находится в Темном Вале, а после - во всех Валар и Валиэр и ничто не изменит того, что они все - частицы его, хотят того иль нет, а он один - воплощение их всех - и в этом его мощь и его слабость.
Прикрыв глаза, Мелькор потянулся к внутренней тесьме и дернул за нее, после чего вся громадная гора ткани с мягким шелестом стекла с его фигуры, ни мазка мазута не оставив на алебастровой коже, прямо к ногам, обнажив стройное и гибкое тело - наготой перед отступившим внезапно солнцем и все еще безжалостно отражающем зеркалом. Айну слышал за окном, во внутреннем дворе, суету и ржание коней, но знал доподлинно, что не опоздает - он словно само время держал меж сомкнутых тонких губ.
Перешагнув через опавший на пол балахон, Мелькор бесшумно шагнул в сторону уже приготовленного прогулочного одеяния: черные брюки, столь узкие, что сошли и не за брюки вовсе, а за лосины - с карманами лишь, простая белая хлопковая рубашка да походный дублет, что посоветовал его эльф. Черный плащ из плотной ткани, в пол длинной - висел здесь же. Без всяких фибул или иных заколок - обычные завязки, крепящиеся на две пуговицы из золота. Последним же штрихом, как росчерком-подписью художника на готовой уже картине - плотно облегающие голени высокие сапоги - почти что до колена достигающие.
Все это больше подходило для конных поездок за стены Твердыни, чем обычный наряд его, поэтому Мелькор, еще раз окинув лежащее взглядом, принялся методично одеваться - руки застегивали и завязывали, работая умелыми и болящими пальцами, тело двигалось, не двигался лишь разум, застыв на одних и тех же мыслях - вечных. А после возник образ нолдо и губы Валы расползлись в улыбке - и было все в ней, но больше всего - локального аккорда счастья и ощущения правильности настоящего и прошлого, из которого настоящее и складывалось - из мелочей и глобальностей, из нот и пауз. А посему, одевшись полностью и волосы в косу тугую собрав, что на плечо ему легла тяжестью, Мелькор, упустив держащееся меж губ время - улыбкой той, не взглянув даже в зеркало по новой, стремительно и легко выйдя из комнаты, взяв на ходу белые перчатки со стола и натянув их на искалеченные руки. Заструились секунды быстрее - не сдерживал их более никто и ничто - и вот Первый уже мягко ступает по мощенному камнем внутреннему двору - в сторону ржания коней и нетерпения ожидающего его нолдо. Орки подтягивали подпругу в тот самый момент, когда взгляд встретился со взглядом, а Музыка айну заполнила двор, разливаясь пролитым молоком прямо из самой его сути. Не часто Мятежный ездил верхом, а потому уверенным седоком назвать его было сложно, но это не имело большого значения - смысл прогулки струился между этим взглядом - и взглядом насупротив, что до остального - то были мелочи и частности. Как капли воды призваны составить, соединившись, море, так и эти фрагменты - лишь служат полноте картины и не боле. И смыслами всеми Вала звучал сейчас - весь, но не лишними стали и слова, которые он произнес, едва подойдя к приготовленной для него лошади, обвив пальцами одной руки узду, а вторую протягивая навстречу Руссандолу - теплом и созвучием приветствия:
- Доброе утро, Майтимо. Надеюсь я, что ты не передумал? Иначе мне придется передумать - также.
Мелькор улыбался и в свете солнца, которое, не боясь, осыпало собой двор Ангбанда, выглядел он ослепительно красивым и, что было в сто крат прекраснее внешнего и внешнего важнее - практически счастливым.
Вопреки всему.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Крепость темнела на фоне режущего глаза небосвода, впивалась шпилями в мягкое подбрюшье пушистых низких облаков, что лениво проплывали над землёй, откидывая презабавные тени в форме то пасущейся коровы, то гигантского медведя на исходе лета — упитанного и менее опасного, чем голодной весной, но оттого и мощного — такой одной лапой перешибает стволы тонких деревцев. Майтимо проверяет хорошо ли выходит из ножен меч и поднимает взгляд к резным розеткам крепости, откуда то и дело вылетают, клубясь, снопы снега, согнанные потоками ветра в верхах, — белый, не заметные по отдельности, сор кружит в атмосфере, ищет нового убежища. К моменту, как снежинки оседают на карнизах и на лепнине, нолдо переводит взгляд на стрельчатые окна-свечи, узкие и тёмные для стоящего во дворе внизу настолько, что не понять, есть ли за толстыми стёклами движение или то очередная струя завихрившегося снега сбивает с толку и будоражит фантазию наблюдателя.
Сбоку негромко порыкивали и копошились орки: лошади почти готовы, вещи собраны — он сам проследил за сим процессом, отметая лишнее и велев отыскать в крепости в походах по-настоящему необходимое. Провиант не единственная преграда путников, пустые дороги Белерианда непредсказуемы и опасны. Даже для Валар.
"Тем более для Валар", — поправил себя Майтимо, отдав распоряжение подготовить годный моток крепкой верёвки, лук и стрелы, флягу с горячительным и запасной вещмешок — остальной скарб феаноринга более чем устраивал.
Снег в этом году ранний, начало осени, а шпили крепости припорошило, разнарядило; даже жаль, что к концу светового дня его не останется.
О поездке они условились не вчера, времени на подготовку хватало с лихвой, и речь не только и не столько о вещах, сколько об осознании намеченного. Выйти за пределы крепости, не по равнине пройтись на выносливых спинах коней, а устремиться дальше, южнее — что-то в самой идее не нравилось феанорингу, заставляя проворачивать в памяти виденное ранее, во времена, пока он ещё оставался с семьёй. Ландшафт, расположение гарнизонов, которое, наверняка, не раз поменялось, возможные природные и искусственные опасности.
Его познания об окрестностях озера Митрим слишком устарели.
Двор наполнился знакомой Музыкой, словно аромат, принесённый на острие воздушного тока, она поначалу лишь чудилась, подсказывая направление, а уж только затем завладела пространством всецело.
Старший из феанариони сначала преклонил колено, и сей жест, в других движениях, повторили и остальные, находящиеся во внутреннем дворе, а уж после стал отвечать на приветствие, скользя взглядом нолдорских пепельно-серых глаз по наряду и абрису Владыки.
— Рад приветствовать Вас... ни в коем разе: всё готово к отбытию и ждёт Вашего приказа.
Обычный церемониальный жест от нолдо показался Мелькору каким-то вдруг глупым и почему-то неуместным, но мгновение прошло быстро, а настроение у айну в тот момент было хорошим, посему никакой из жестов не испортил его - и это было хорошо. Какие то доли секунды Вала стоял неподвижно, не отрывая ртутного взгляда с плавно поднимающегося и расправляющего плечи эльфа, подмечая в его фигуре любые изменения, как в одежде, так и в контурах и штрихах - искрящиеся радужки, что окольцевали своим монохромным цветом обсидиановую бездну зрачков, скользили в ответ, обмазывая выражением глаз и осанку нолдо и выражение лица, встречаясь - вновь - в контрольной точке - в зрачках. Сегодня плотное присутствие Мелькора разбавлял вечно снующий везде ветер, который трепал игольчатые своды Твердыни, сдувая с них конфети снега - он сыпался едва различимым крошевом и оседал ледяной пылью на волосах и одеждах всех, находящихся под прямым попаданием этих мазков подступающей зимы. От этой снежной пыльцы волосы Первого стали еще белее и заискрились, как искрятся звезды перед тем, как взорваться - снежинки же не взрывались - они таяли, оканчивая свою ледяную и короткую жизнь моросью на мягкости тугой косы айну.
Оторвавшись от созерцания Майтимо и его походного костюма, Мелькор разом перевел все свое внимание на приготовленных лошадей и походные сумки. Заметив лук со стрелами, Вала едва заметно улыбнулся - изломом тонких губ - беззвучно, но будто бы тонкий наст льда треснул в нескольких местах - он знал, что Руссандол предусмотрителен, но не только оттого улыбка появилась в этот миг на лице у Мятежного - лук и стрелы могут понадобиться им и по иной причине, о которой он еще вспомнит - потом. Лишь это зацепило из скарба взор Мелькора - зацепило, чтобы отпустить потом и после - вдохнуть холодного воздуха, наполняя им легкие до упора. Он любил эту свежесть и почти что сладость, вливающуюся эфиром внутрь, расширяя зрачки буквально ощущаемо физически - и в миг этот головой качнуть - жестом этим, как отливом, Тему свою вобрать в себя, упаковав, дабы не звучала она в полный свой диапазон и не навлекла на них ненужную опасность и любопытные сверх меры взгляды. И так странно это было - вот Музыка струилась, прошивая миллиардами нитей пространство вокруг них, опутывая в кокон звучания и выстраивая ритм - задавая его - и разом почти что тишина и лишь редкие вспышки музыкального звучания - мерцанием - полыхали в реальности, но настолько тихие, что уловить их можно было только лишь стоя совсем близко или будучи резонирующим с ними изначально. Вала выдохнул и похлопал слегка коня по шее, пройдясь ладонью по шерсти - тактильным контактом и проявлением ласки, после чего легко вскочил в седло и так изящно получилось это у него, что не верилось, будто Мелькор наездник посредственный - настолько отточенным и грациозным показалось телодвижение, а в следующую секунду Вала, натянув поводья, обратился к эльфу - и голос его тихий, но проникающий в самую суть, пролился с губ:
- Так сразу и приказа? - улыбка стала шире, а глаза слегка прищурились - не насмешкой, но отголоском его отличного настроения сегодня - раз уж Музыка стихла, осталось положиться на мимику, - Я редко раздаю приказы, Нельо, обычно достаточно моей просьбы или выказанного вслух желания. Приказывают те, кто сомневаются, что их просьбы и желания будут выполнены без приказа. - секунду помолчав и все так же смотря на эльфа, Мелькор перехватил удобнее поводья и добавил, - Садись в седло, нолдо - пора выдвигаться, оделись мы явно не для этой погоды - сегодня наши одеяния для Юга.
Сказав же так, айну легко ударил пятками сапог по бокам лошади, и та тронулась с места, не набирая скорости, но уверенно двигаясь в сторону Главных ворот Ангбанда. Ветер забесновался сильнее, раздувая полы его плаща и норовя опутать ноги, но не обращал внимания на это Вала, уже делая молчаливый жест рукой в белоснежной перчатке куда-то вверх, после чего тут же ворота начали открываться. Мелькор с еще более широкой улыбкой - почти ослепительной - обернулся на эльфа и, стараясь перекричать вдруг ворвавшийся через распахивающиеся методично, но достаточно быстро створки ворот ветер, сказал:
- Готов? Если да, то вперед, Нельяфинвэ Майтимо - нам предстоит весьма интересный путь - вместе.
А затем коня внезапно пришпорив и стрелой помчавшись в открытые уже ворота, врываясь на просторы пока еще занесенной снежной пылью Ард-Гален, перекрывая топотом копыт свист холодного ветра, пронизывающего равнину перекрестными порывами своего лихорадочного дыхания и разрывая в клочья белую паутину так рано начавшейся здесь зимы. Мелькор доподлинно знал, что там - впереди - паутины не станет, поглотит ее пригорная зелень и предстанут их взорам цветы таких сочных оттенков, что с непривычки режет глаза - он знал это всеми своими нотами и всей нерожденной, но сотворенной феа - это знание текло в нем и сквозь него, одаривая собой всех, кто захочет получить его - от него - ибо никто лучше айну не знал, как прекрасен Север своими контрастами.
Отредактировано Мелькор (13-01-2017 00:21:47)
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Майтимо не нужно было обладать всей грацией мира, чтобы с лёгкостью забраться на спину коню, его выучки и роста вполне хватало на столь простое действие.
— А? Простите? — фразу про приказ эльф совершенно искренне не понял и, проследив взглядом за снующими вокруг слугами, перевёл взгляд на Валу, чтобы затем утвердительно кивнуть, давая тем самым понять, что пояснение он услышал и принял к сведению.
— Готов, — потянув за узду, Майтимо повёл коня прямиком к воротам, с некоторым удивлением смотря на унёсшуюся вперёд конягу, которой правил Вала.
Прямая спина наездника, манера держаться вкупе с грациозным вышагиванием коня сначала по камню двора, а затем и по земле вне пределов Крепости, говорили скорее об опыте и том, что старший феанариони не спешил, не выпуская, тем не менее, второго ездока из поля зрения. Раскинувшаяся насколько хватало глаз равнина полнилась дыханием трав, и чем дальше отъезжали они от твердыни, чем ближе приближались к склонам гор Эред Ломин, тем сочнее и многообразнее представлялась их глазу зелень вокруг. Массивные лапы коня по колено уходили в травяной покров, животина то и дело мотала башкой, отгоняя от себя надоедливых насекомых.
Над головами проплывали ленивые облака, гонимые верховым ветром в сторону Тол Сириона, тогда как сами они уводили коней в сторону горных массивов, кольцом сковывающих земли Хитлума, к заливу Дренгист — тёмно-синему, постоянно беспокойному водному полотну, вотчины Ульмо. И чем ближе подходили они к горням пикам, тем беспокойнее становилось на душе Майтимо, словно одно лишь пребывание его в краях, откуда Первый Дом вёл свои войска — предательство. Чувства вины и сожаления захлестнули изнутри, как бестелесный червь, подселенный в подсознание, пожирая — времени, отведённого на подготовку, не хватило на душевное равновесие, и нолдо, поставив руку козырьком, дабы солнечные лучи не слепили, посмотрел вперёд. Сердце наливалось кровью, видя очертания гор, за которыми, как он знал, там, вдалеке, сокрыты укрепления его семьи, за которыми, как он помнил из прошлого, его новые истоки.
Но... выбор его, нелёгкий, но добровольный, отрезал его от прошлого, встал заслоном между ним и его братьями, и как бы не рвался он туда, к водам озера Митрим, всё же повернул коня в другую сторону, уводя от стежек, по которым ранее бы прошёл, чтобы возвернуться домой.
— Прямиком не пройти, — обратился он к Мелькору, поровнявшись с ним. — Зайдём западнее — минуем возможные эльфийские посты.
Охраняемых нолдор границ он не знал — не на сегодняшний день, и говорил скорее по старой памяти, а потому, стараясь избежать возможных осложнений, предпочитал избрать тот путь, который пройдёт без осложнений. Наиболее лёгкий путь.
— Какова наша конечная цель?
Отредактировано Майтимо (16-01-2017 04:55:36)
Когда пахнуло Югом, а второй всадник поравнялся с айну, то слова его показались Мелькору правильными - сейчас не было нужды являться перед эльфами, кем бы они при этом ни были - пылающими от жажды войны нолдор или уставшими от нее синдар, невесть как забредшими сюда. Мятежный, однако, помнил переговоры с Тинголом и его речь о том, что именно его народ будет жить во всем Белерианде, а он - им править. Даже сейчас от воспоминаний подобных и искренней веры Элу в свои слова, Вале хотелось рассмеяться, быть может даже громко, возможно даже от души, но он только кратко улыбнулся череде картиночных образов из прошлого и повернул беловолосую голову в сторону эльфа:
- Конечная цель нашей поездки... - айну просто и прямо смотрел на Майтимо, словно раздумывая над вопросом, хотя ответ уже готов был сорваться с губ, - Это очень двоякий вопрос, Медноверхий. Что есть цель в понимании твоем? Если место на карте, то хотел бы посетить я залив Лосгар, а ежели об ином ты, то цель намного глубже вод того залива.
Здесь Мелькор замолчал и отпустил поводья - лишь едва заметным касанием придерживая кожаный ремешок. Он любил Север в любом его проявлении: лед, холод, снег, метели и завывающие ветра, высокие черные горы с белоснежными шапками снега на пиках - любил суровость и трезвость, которые дарил этот край. Но не было ненависти и к Югу с его теплом и мягкой поступью трав под ногами, ароматами цветов и калейдоскопом звучаний - слышимых не феа, но слухом - трели птиц, рассекающий воздух взмах крыльев бабочки, шелест зелени листвы в кронах деревьев - нельзя ненавидеть стороны света - эти куски земли - потому как только любят вопреки всему, а ненавидеть можно лишь за что-то и в этом "что-то" виновны не земли и края, а существа.
"Как странно и тяжело было притворяться живым - дышать, смотреть, улыбаться... Но когда со времен Утумно я был живым более, чем в эти года? Острей всего ощутил я звучание жизни, когда сидел в палатах Намо и слушал его речи запоем, ибо Намо говорил. Но именно в тот момент, когда замолк он - я понял, что умер - иссяк. И вот я здесь - нет более прежнего моего дома - на месте его новый и нет более прежнего меня - тот я навсегда остался в чертогах Мандоса и то, что происходит здесь - сейчас - рожденье заново или все же перерождение?"
Вала молчал, погруженный в мысли, что роились в его сознании уже давно, но никогда не давали ни ответов, ни иных вопросов не рождали - словно циркулярностью они сновали и, всплыв единожды, не давали покоя долгое время, бередя не только память, но и звучание - именно то, что сейчас надо было контролировать.
Мелькор кинул быстрый взгляд на едущего по правую руку от него Нельяфинвэ - тот сидел в седле уверенно, почти даже гордо и в этом профильном абрисе угадывался тот, чьи кузни посетил когда-то Вала и того, кто с показной неохотой и деланным одолжением все же внимал речам Первого, перенимая и принимая от него знания, чтобы потом доказать всем и каждому на практике, кто есть кто и кто из тех, кто есть - лучший. Та же стать и та же гордость, но гордость здоровая, не бахвальство и не желанием показать всему миру превосходство свое над ним, а мягкое ровное свечение собственного осознания, что достоинство не равно корона, а что именно корона - следствие достоинства.
Этого смазанного взгляда было вполне достаточно, чтобы Вала в очередной раз утвердился во мнении - решение свое он принял верно, а все, что есть сейчас и только еще будет - то лишь его последствия.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Корабли!
Сердце ухнуло куда-то в пятки, взгляд эльфа, ранее обеспокоенный, теперь сделался затравленным, как у зверя, загнанного в угол: ну конечно, стоило ли ожидать много от одного из Валар — все их загадки и не озвученные слова рано или поздно перерождаются в неприятных сюрпризах для нолдор. Что может быть глупее, чем попасться на такую, казалось бы, безобидную, а в реальности чуть ли не очевидную западню.
Почувствовав настроение наездника, конь пару раз ударил массивными копытами по земле и недовольно фыркнул, а Майтимо же лишь сильнее вцепился в поводья.
— Многим, многим глубже. Настолько глубоко, что не каждый отыщет рану, настолько — это и было Вашим изначальным планом?
Прогулка...
— Вопросы, полученные у залива, были и остаются ошибкой одних и скорбью других, сам берег его — могильник, но покоятся там не эльдар, а совесть целого Дома. Вам ли было не знать о значении того места? Так зачем же теперь бередить старые воспоминания, что за плата? К чему эти проверки?
Ни мысли о бегстве, ни о попытках связаться с Первым Домом не посетили голову нолдо; он, будучи уверенным, что обратного пути у окончательно предавшего Свет нет, ощущал себя птицей в клетке, которой подрезали крылья, но оставили волю петь. Нельо не жёг кораблей и помнит, что многие его братья сочли его отказ за трусость, но он, как и все они, принимает вину за случившееся — единую на весь Дом. Сама идея вернуться к проклятым водам звенит опасно — то опасно, то уловки! Будто воспоминания о зареве способны убивать, или же, что гораздо-гораздо опаснее — лишать силы воли, делать из живого существа марионетку обстоятельств. Помня тот день в деталях, старший из феанорингов не желал возвращаться к мыслям, что посетили его при виде огня, легко и жадно пожирающего красивые лебяжьи корабли, к скорби, к непомерному чувству вины и... конца старой жизни.
Реакция феаноринга была ясна с самого начала - с того самого мига, как уверенность в том, что ехать нужно именно к заливу, пришла в голову айну. То была не просто прихоть, не желание измучить еще сильнее, нет, то была горячая надежда исцелить во что бы то ни стало - не замазать и заштриховать, не покрыть чем-то еще раз за разом вскрывающуюся по-новой рану, а изжить ее навсегда - так, чтобы даже рубца не осталось, лишь возможные фантомные боли - очень редко, почти никогда. Но реакция все равно больно ударила по давно уже переставшему закрываться Мелькору - она прошибла его насквозь - навылет - а после вернулась, отразившись от стволов окружающих их деревьев, и прошибла еще раз. Первый постарался не выказать ни лицом, ни взглядом того, как сильно ударила его звучавшая в эльфе - и выхлестнувшая из него - паника, а с ней - недоверие, лихорадочный поиск причин, где одна хуже другой. Меньше всего Вала желал показаться ему господином и хозяином - так думал он ранее - но сейчас осознал, что это еще не самое худшее - худшим было уверить его в том, что он еще и палач.
Но выбор сделан и пути назад нет. Он должен привезти его на этот проклятый всеми пляж любым путем, даже если ему самому придется волочить Майтимо за волосы - это должно случиться - единоразово и навсегда. Мелькор не знал, удастся ли ему осуществить задуманное, но тверд был в одном: не попробовать - значит предать его уже в самом начале пути, на этом первом несмелом шажке, когда ты лишь пробуешь почву для шага, уверенного и осознанного, ибо Клятва - процесс взаимный - дающий ее, клянется верить, а берущий - клянется перед самим собой, сделать так, чтобы вера была оправдана.
Мгновением после, когда аккорды, исходившие от эльфа, утихли, а слова произнесены, Вала вновь повернул голову в сторону нолдо - уже вполне себе открытым жестом и прямым взглядом - и ответил:
- Это и было изначальным планом. - голос звучал ровно, но айну надеялся, что за всей этой показной статичностью, Майтимо сумеет разглядеть весь спектр эмоций, волнами исходящий от абриса Первого, что феа своей уловит он и тепло, направленное на него, и желание забрать вовне все, что так болит внутри у первенца Феанаро, болит долго, успевши стать частью музыки его. - Но разные по смысловым оттенкам употребляем мы слова. Ты о проверке говоришь, но, Нельо, что проверять нам на песке, где мокр он по кромке волн, а кажется, что не вода, а слезы впитал он в глубь себя? Нет... - Вала качнул головой и посмотрел вперед, - мне незачем проверять тебя - я тебе верю и то, что еду я с тобой по землям, наполненными теми, кто жаждет перерезать мне горло, без оружия какого у себя, - здесь айну улыбнулся и взгляд на эльфа снова перевел, - самое большое доказательство моих слов. - Не для проверок едем мы туда, для разговора - клин клином вышибают, Нельо... Вдруг так окажется, что я клин лучший, чем был твой отец.
Хотел бы Мелькор сейчас прикоснуться к плечу нолдо, да не мог - расстояние меж ними было слишком большим, но не помешало Мятежному прикоснуться к феа эльфа нотами своими - почти ласкающе - мазком - как если б пальцы все ж плеча коснулись и, на мгновенье задержавшись, скользнули по изгибу руки вниз.
Они ехали не спеша, огибая горы - на Запад, туда, где все началось - туда, где все просто обязано закончиться.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Мешанина эмоций, его и Мелькора, отзвуками и отражениями, не помогает разобраться, где своё, а где — чужое. Нет сейчас того лекарства, чтобы присмирить жестоко режущее по самому живому — не словами бы изгонять панику, не голосом утешать чувство вины, не артикуляцией изгонять тоску...
— Вы и отец — герои из разных рассказов, не пытайтесь заменить его: тщетно.
Конечно же он ехал, ехал следом, но держа дистанцию — позади, напрягшись, с ощущением неминуемого. Так едут на смертную казнь, понурив голову и не надеясь на милосердие строгих судей.
И он закрылся: непроизвольно, но полностью; кажется, даже звуки приглушены, доносятся извне, далёкие и чужие. Чужие... все. В памяти ещё всплывает образ отца на фоне буйного пламени, пожирающего корабли, но сознание противится принимать простую истину: стараясь не предать друга, в тот самый миг он предал куда больше — отца.
Феанаро... знал ли он с самого начала, что самый рьяный в желании поддержать сын окажется таким трусом?
Чувство вины не заставило себя ждать, зациклившись на одной сцене, раз за разом повторяющейся по новой, в деталях, в красках — вот волны бьют о каменистый берег, и запах... запах гари преследует нолдо по пятам, а он стоит, стоит в отдалении и с бесконечным ужасом осознаёт происходящее. В серых зрачках играют отблески пламени, но Майтимо его не видит, он смотрит дальше, ещё дальше — силится рассмотреть противоположный берег и отыскать взглядом стоящих по ту сторону залива; губы складываются в горькой усмешке — в этот самый момент он, старший сын Феанаро, отдаляется от Первого Дома, словно бы и не было у Пламенного старшего сына, а в сумме их всегда насчитывалось шестеро... И он повторяет без умолку слова прощение, не понимая на деле, к кому обращается.
"Ты сильнее, правдивее чем тот образ. Настоящий ты"...
Всплывшие в памяти слова отрезвляют, как ушат холодной воды на голову; Нельо, неосторожно дёрнув рукой, тянет поводья слишком сильно, отклоняется назад, точно от удара; конь от такого нахальства ржёт и встаёт на дыбы.
— Termar! — "сражение" с ездовым животным как нельзя лучше выводит из забытья, окунает в "здесь и сейчас", превращает мир из метафорического в реальный, из иллюзорного — в материальный. Вот и поводья врезаются в ладони — он чувствует это, ухватывается за живое, настоящее ощущение — и в мыслях мелькает: уж не свалиться ли... специально, назад, чтобы чувствовать.
Шальная идея улетает туда же, откуда пришла, испаряется без следа: Майтимо склоняется к конской шее, утешает животное тихими ласковыми словами, обняв одной рукой за массивную шею, и вскоре они оба, и конь и наездник, готовы продолжить путь.
— Предлагаю дать волю коням и как можно скорее двинуться вперёд — если кто слышал нас, им лучше не давать возможности ещё и увидеть...
Голос сух, но ни злости, ни раздражения — Нельяфинвэ будто мучила жажда, а не внутренние терзания, взгляд же он и посейчас отводил, стараясь не смотреть на Валу, но присматривать за ним — во избежание. Лазутчики синдар могут стать настоящей проблемой...
Отредактировано Майтимо (18-01-2017 19:44:15)
Как бы ни хотел сейчас сказать айну, что как раз они - герои одного рассказа и, к сожалению, он весьма печален, Мелькор молчит - без единого звука сносит он этот оттенок раздражения на котором - словно тонкий ароматный слой - намазано флером пренебрежение: "Вы - не отец. Не пытайтесь заменить. Тщетно." Здесь не хватает только иронично-горького излома губ феаноринга, чтобы полностью довершить картину - последним и самым важным росчерком. Но росчерк все равно находится - Мелькор ощущает, как нолдо разом захлопывается и невидимый, но ощутимый порыв этот - словно пощечина - звонкая и незаслуженная. Впрочем, Вала готов подставить и вторую щеку, лишь бы получилось то, о чем думал он и что решил сделать сразу после того, как увидел Майтимо в тронном зале - эта мысль была рождена в муках длинных и беззвучных ночей, когда сон и явь - одинаково прокляты для Первого. Поэтому сейчас, на половине пути до точки невозврата, Вала был готов на все, лишь бы достигнуть её - и перешагнуть.
В какой-то миг кажется, что лошадь под эльфом сошла с ума: она встает на дыбы и оглушительно ржет, пытаясь мотанием головы ослабить крепкую хватку нолдо, натянувшего поводя. Уже в миг следующий кажется, будто сын Феанаро упадет оземь, не справившись с ней. И лишь на третий миг становится очевидно - критическая точка миновала и Майтимо, ослабив поводья и обнимая коня за шею в попытке его успокоить, успокаивается сам - насколько может и в силах.
Все это время Вала неотрывно смотрит на наездника - его не интересует лошадь с её недовольством, не интересуют красоты Юга и разливающие в воздух свои трели птицы, которых громкое конское ржание успело спугнуть, и они взвились в небо - только эльф и его реакция. Слегка прищуренные серые глаза цепко всматриваются, ища причину, но захлопнувшиеся двери так и остаются захлопнувшимися - пощечина жжет звучанием и нотами, и все равно айну молчит, отзываясь лишь на будничное предложение поскорее уехать из этого места во избежании:
- Если кто услышал нас, им не составит труда услышать нас вновь и понять, куда мы двинулись. - от долгого молчания голос Мелькора слегка осип, но он прокашлялся и продолжил, - Я не против дать волю коням, не забывая при этом конечный пункт маршрута. - сказано твердо, без единого намека на то, что он - маршрут - может быть изменен хоть на йоту и пусть Вала знал, что буквально на невидимой цепи тащит за собой нолдо, он не отступится. Никогда не отступал, хоть иногда то, что он доводил до конца, имело чудовищные последствия. Но думать о чудовищных последствиях сейчас - значит заранее проиграть, поэтому Мелькор гонит эти мысли прочь и они на некоторое время оставляют его, взметаясь вверх, как те птицы - разносятся по округе звуком хлопков десятков крыльев.
Вала пришпоривает коня и тот резко трогается с места, переходя не в галоп, но во вполне бодрую рысцу - из под копыт взметаются облачка дорожной пыли, которые вновь оседают только спустя несколько мгновений - воздух стоит сухой и теплый, а с каждой преодоленной лигой - все жарче и жарче, чтобы там - в конце - омыть легкие путешественников морской прохладой.
Слова нолдо, прозвучавшие так резко и не к месту - ведь не об этом говорил айну и не такого ответа ждал - все еще вертятся в голове. Первый трансформирует их в звучание - и обратно в слова: играя нотами и буквами, растворяя их друг в друге, а после - снова отчленяя. И сколько времени прошло за этим занятием айну не знал, ибо время для него было понятием условным - почти иллюзорным, и пусть он научился пользоваться им, словно одним из ориентиров в реальности и пространстве, но, как и любой из ориентиров, мог просто не заметить их в какой-то момент.
Хотелось что-то ответить, объяснить, но все ответы, рожденные из нот, рожденных буквами - и так до бесконечности да по горизонтальной спирали - по кругу вверх-вниз - казались Мелькору лишенными смысла и пустыми, как сосуды, где форма есть и техника соблюдена, но нет самого важного - наполнения.
Лишь когда пахнуло морем - пусть сам залив был еще далеко впереди - пришел на ум ответ и был он самым правильным и искренним из всех возможных:
- Отца - нет. А вот весь мир - возможно.
В ответе этом было все: он, как и мир, был всеобъемлющ и стяжал в себя все смыслы, ожидания, возможности, которые откроются, быть может, как только ссыпется последняя песчинка того пляжа из феа нолдо и отгорит последний отблеск пожара - в его стальных глазах.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Заданному аллюру шаг второго коня покорен, два креста, значит, два; и как бы не сильно в груди желание дёрнуть поводья, увести тропу в сторону, жестами он послушно направляет ход. Ни ответов, ни реакции — безучастность выдаёт нолдо с головой: он отгородился от целого мира и не желает в нём быть.
Кажется, что нет нужды в ином знании помимо того, которое предоставляет жизненная наука, иначе опытом именующаяся, кажется — нет сил познать то, что превосходит разумение, остаётся за гранью понимания, как нежные цвета небесных самоцветов, слитных воедино, различных по сущностям, в коих ни чёрных тонов, ни насыщенно алых. Как запах множества костров в чистом поле — наитием и душевным непокоем — несуществующий в материальном мире, но рождённый сознанием и сознанием же существующий. Как символичность жестов, декодированных одним и не понятых остальными. Как...
...самодовольство.
И в этот раз эльда молчит, пропуская слова мимо — вскрывающей затаённое обидой, выкорчёвыввающей из-под груды наносного запрятанную до мига язву, опускающейся на тло тяжестью — камнем, привязанным аккурат к самой шее.
Тянет.
Ноет.
Болит.
До сих пор?
Тихий несмелый вопрос и незамедлительный ответ: "навсегда".
— Нет мира в беспроглядной тьме Бездны, — не нужен мне ваш мир, говорит он, знаменуя потерю и не желая смотреть дальше: что там впереди? что нам, потерянным, до этого "впереди"?
Закройся! — вопит перепуганной пичугой фэа, что так и не смирилось, не успокоилось, не забыло... — Уйди! — и Майтимо почти готов закрыть глаза и застыть неживым изваянием, но держат его слова, произнесённые под стрельчатыми сводами, держат крепко — тисками. Оковами?
А море только выдыхает тяжко, обдав солёным духом идущих по суше, словно помнит первый брошенный камень, вызвавший лавину.
Взгляд безжизненно-выцветших почти-белых от пережитого сызнова глаз устремляется вперёд, на знакомую и ненавистную картину пейзажа, лишь когда оба всадника приближаются к небезызвестному заливу. Майтимо смотрит и узнаёт изломы, пенящиеся края подступающей воды, песок и гальку, даже, кажется, запах у воздуха иной, нежели на остальном побережье, видит призраков прошлого — стяги Первого Дома, изувеченный тысячами подошв берег и углубления в песке, моментально наполняющиеся водой.
Зарево...
И первое сомнение — первое "нет": неподчинением и предательством.
Оставив позади коня, Феанарион подходит к воде: носком сапог в воду. Он ещё стоит, но смотрит вдаль — на незримые, недоступные берега Валинора...
Отредактировано Майтимо (27-01-2017 12:03:47)
- Мир есть во всем, Майтимо: и в Бездне, и во тьме и...в тебе. Нужно лишь найти его и больше никогда не терять.
А следом, бесшумно ступая по прибрежному песку, подходит к стоящему у воды эльфу, и айну - он также вглядывается в даль и представляет себе берега Амана, но нет желания у него возвращаться туда - они зовут дом его крепостью лжи, но самое её сердце там - по ту сторону этого практически бесконечного моря. Вала знает это уже давно - ему не надо было находиться в плену у них, чтобы знать - достаточно вспомнить Первый Хор и все, что после: как вели себя они, что говорили и как слова их в итоге расходились с делом. Брат его, Ауле, яркий тому пример - он реет словно стяг, поднятый выше всех остальных стягов, и не просто так ушли от него лучшие из майар, нет.
"Не за мной они ушли в начале, а от тебя, Ауле, от тебя..."
Качнув головой, Мелькор выводит себя из забытья, полного таких мыслей - не для этого он приехал сюда, не они сейчас важны - иное нужно двоим, даже если эльф пока что этого не понимает.
Ладонь легко касается плеча рядом стоящего - прикосновением тепла и аккордом же его, пусть в закрытую феа, но по-другому Первый не мог уже, он давно перестал скрывать свое звучание и следил за ним только тогда, когда это было жизненно необходимо, а сейчас...сейчас все являло собой точную обратную ситуацию, а посему лилась из него Музыка, обволакивая нолдо всего с ног до головы - будто огромными крылами обнимая - теплыми и мягкими.
- Надо разжечь костер, Нельо. Будем сидеть у него. - с этими словами, Вала руку с плеча убрал, также бесшумно направляясь в подлесок, чтобы набрать сухих веток и травы для розжига - это занятие нисколько не смущало Мятежного, не было в голове его монолита статусов и церемониала, не было и условностей положений - ничего из того, что так взрастили в себе айнур в Валиноре, прививая это и Детям Эру всем своим примером. Ветки нашлись быстро, трава - и того быстрее. Спустя некоторое время Мелькор вышел обратно на берег, сложив найденное на желтовато-белый песок, не обращая никакого внимания на усилившуюся боль и проступившие сквозь атлас кровавые пятна - ничто не имеет значения, кроме предстоявшего диалога на этом проклятом берегу.
"Читайте души между строк... И между буквами в строках..." - мысль прошивает сознание и Вала даже морщится будто от физической боли, но затем лишь улыбается чему-то очень далекому, но еще более важному, чем расстояние из тысяч лиг и тысяч лет...
Постепенно звучание айну расползается по всей видимой косе пляжа - заполняя собой каждую полость и выемку, каждое свободное расстояние между бессчетным количеством песчинок - оно низким туманом стелется по поверхности и проникает под её - почва готова, осталось самое трудное и филигранное - посеять зерно.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
Хотел ли он обратно? Нет, или точнее — не совсем: отражаясь в серых глазах, море неуклонно напоминало феанорингу о Лебяжьей Гавани, о кораблях, добытой такой ценой, о пламени, эти корабли пожравшем. Но было там что-то ещё, за пеленой сожаления и тяжёлого чувства вины, там — за неспокойными водами моря — иная жизнь, цельная, тихая, счастливая... там жив отец, и в тёмно-серой робе стоит в портале дворца, сжимая в мускулистой руке кузнечный молот; он, этот образ, чёткий, вот отец поворачивается и на его губах теплится улыбка, ею он встречает огненный росчерк, скользнувший по двору: мать, неся на руках двоих таких же великолепно-рыжих близнецов, подходит скорой своею походкою и передаёт Амбаруссат мужу.
Майтимо улыбается и смотрит в сторону, откуда пришла Нерданэль: за ней, о чём-то споря, вышагивают трое средних сыновей Мастера. Свет Лаурелина весело играет в золотых волосах Туркафинвэ, и Атаринкэ, вероятно, заметив игру света, улыбается тепло, естественно и смотрит на брата с интересом, слушает с вниманием, покуда он и Морифинвэ, что, активно размахивая руками и время от времени хмуря чёрные брови, продолжают спор. Они втроём подходят к порталу и присоединяются к остальным. Следом, вымеривая шаги, ступает Макалаурэ — ни травинку не потревожит лёгкая поступь Песнопевца, ни волос не шелохнётся на его голове, так ровно и неспешно он идёт, неся в тонких руках золотую арфу и спокойно смотря вперёд. Вот и он встаёт рядом с родителями, чуть поодаль от обступивших отца братьев, и все они обращают взгляд на Майтимо, зовут его, тянут руки. Настолько счастливые, настолько... живые.
Нельяфинвэ делает неуверенный шаг вперёд и замирает, остановившись; он оборачивается вновь: нет, не все ещё собрались. И он высматривает в зелени двора блеск золотистых лент, приподнимается на носках, чтобы видеть лучше, а позади него не унимаются родные, зовут поспешить. И он бы рад, да...
«Пора», — в самое ухо; чья-то рука ложится на плечо феаноринга, и сердце его находит покой в этом касании.
Пора.
Стоящий у кромки моря нолдо делает ещё один шаг вперёд, давая водам Лосгара лизать высокие сапоги, надетые им для конной прогулки. Стеклянный взгляд, полный безумного блаженства, обращён к единственному — к горизонту.
Они минуют широкие, окованные цветными металлами двери и попадают в... Форменос. Их входило десятеро, но теперь вокруг Майтимо лишь семеро и он — восьмой. Он идёт за отцом, смотря ему в затылок, и чувствует руку в своей, не оборачивается, знает: Канафинвэ.
Феанаро озаряет свет Камней, они лежат в прозрачном стеклянном ларце, а навстречу выплывает фигура настолько величественная и, кажется, нереальная, что на четверть минуты Нельо забывает, как дышать. Финвэ, нолдаран, встречает старшего сына и его неполный отныне Дом, а из рукава коридора к ним шагает Тьельперинкваро — встречать своего отца.
Майтимо улыбается вопреки ситуации и лишь сильнее сжимает руку Кано.
«Пора», — шепчет он Песнопевцу и тот кивает в ответ.
Они входят в новый дом.
Линия губ болезненно искривляется, взгляд скользит ниже, к пенящейся воде, к линиям волн, что смыкаются у бедра.
Тьма.
Толпы народу собрались на широкой белокаменной площади; воздух плотный, кажется — черпай ложкой, но черпать некому. Не находится смельчаков или безумцев.
Ярко-алый плащ подметает полами камень, повинуясь широкому шагу новоявленного нолдарана. Много народу, но тишина стоит абсолютная, когда грозная фигура становится на выступе, окружённая семью вернейшими.
«Пожалуйста, не нужно...», — слабый голос, неживой, он — скорбь тысяч, опасения одного, он — бесплотный призрак яркого желания не делать губительный шаг.
Мечи взметают вверх: они, их поднявшие, клянутся и призывают на себя гнев хмурых небес, но раньше них их проклянут родные.
И те, кому поверили они когда-то.
«Пора!»
Звенят незримые оковы, скинутые в решительный момент, и скалит пасть лицемерный хозяин.
Выхватив из ножен меч, нолдо начинает резать клинком волны, стоя по пояс во всеобъемлющем текучем и неубиваемом.
Есть ли смысл бросать вызов морю?
— Какой в этом смысл?! Ты, что учил и вёл, ты оставил нас! — тяжело дыша, эльда больше не сдерживает эмоции, даёт волю слезам и отдаётся на милость царящей вокруг Музыки, что схлёстывается с шумом моря и словно перечит ему. — Будь неладен Исход... будь неладны Камни...
Меч летит в сторону берега, но далеко от набирающего силу костра.
Позднее, сидя у огня и греясь, он смотрит на языки пламени, но они его не занимают. Злость не отступила и сковывающий фэа страх остаётся силён над аманэльда, однако через пляшущее пламя он смотрит на сидящего напротив.
Громкий вздох.
— Фантомными тенями, призраками прошлого и настоящего, дорога моя усеяна; весами, на одной стороне которых лежали вопросы, на других — желание знать ответы, стало предложение; бесконечные тончайшие нити, выплетающие пространство вокруг и проникающие вовнутрь, тихая-тихая музыка, скорбная и несмелая, — она была всем и ничем одновременно и символизировала безвременье, ибо нет смерти в мире, где нет времени — привела меня в день, когда прозвучали слова новой клятвы...
Помалу Нэльяфинвэ начинает успокаиваться, но, думает он, это последствия усталости и эмоционального всплеска.
— Мир внутри, мир снаружи: Вы и отец — два разных мира, и одним для меня не станете никогда. Вы не он, но... я дал присягу Северу и словами бросаться не приучен, возможно... — выдох, — ...когда-нибудь я смогу... — спазм хватает горло, не давая говорить, но Майтимо доканчивает: — ...поверить. Вам. Себе. Миру вокруг.
Отредактировано Майтимо (02-02-2017 02:41:17)
Видел айну и эмоциональную агонию эльфа и выхлестывающуюся из него горечь. Видел, но не шевелился, не желая вмешиваться и портить то, через что нолдо должен пройти сам, хоть смятение в феа Валы было, пожалуй, достаточно сильным, чтобы пойти за ним в море, которое принесло столько боли и слез, а после - смыло все это в свои чертоги. Но лишь единожды Мелькор явил зримой реальности свое напряжение, сжав пальцы руки в крепкий кулак, отчего вновь лопнула кожа и кровь запятнала перчатку - когда Майтимо начал кричать и бить лезвием меча воду в бессильной попытке что-то изменить и кого-то наказать... Но даже тогда Первый не сделал и шага навстречу этой воде и эльфу - в ней. Нет, не время на шаги вперед - сейчас они должны быть назад, в прошлое, дабы более никогда к нему не возвращаться.
Уже после, когда костер горел, а Нельо сидел напротив, произнося свою короткую, но звенящую струнами феа речь, Мелькор смотрел на него и взгляд этот буквально вбирал в себя и звуки голоса, лившиеся с губ, и ноты, струившиеся изнутри. Ему хотелось ответить, но перебивать айну не стал - время для ответа настанет, а пока стоит лишь слышать, ибо для этого он приехал сюда - слышать и чтобы услышали его.
Пока Майтимо говорил, Вала звучал и Музыкой своей отгораживал их обоих от шума волн и треска костра - он расчищал пространство для иных звуков, более важных и нужных, присутствием своим и аккордами тесня окружающую их реальность - Темой не только устилая пляж, но ей же и облицовывая невидимые стены и то, что над головой - небо. Это был словно кокон, сплетенный из звучащих им нитей - аккуратной вуалью из паутины нот и нотных пауз лег он и окольцевал сидящих, приглушая ненужное и вычленяя, усиливая важное. И это было хорошо. А после настало время отвечать - и это было еще лучше:
- Мы действительно два разных мира, нолдо, хоть все же и герои одной истории. Пусть герои разные, но история все же одна. И тот мир, который отец твой олицетворяет для тебя - закончился. На пороге - мир новый, мир, который могу показать тебе я, мир, в котором жажда мира победит жажду войны и именно то, что второму - причина ныне я, лишь доказывает силу жажды мною первого. - айну перевел глаза на пламя костра и подтянул к себе ногу, согнув ее в колене, - Всегда найдется что-то, из-за чего прольется кровь. Сегодня - это моя вина, завтра - чья-то еще - лишь Арда не виновата в этом не будет никогда. Но знаешь, Нельо, что важнее не совершения проступка, раз уж совершил? Осознание его - как проступка, признание вины своей и желание вину эту искупить. Если нет этого, то проступок остается лишь поступком... - и снова миг молчания, а после, - Твой отец поступал, а я оступился, верно же? Но иногда понятия, понимание меняются местами, они смешиваются и подменяют истинное на ложное - у тебя именно так, Майтимо, твое сознание подменило истинное на ложное, ты не оступился, когда отказался жечь корабли, ты совершил Поступок и не за себя только, но и за отца твоего, ибо не было раскаяния в нем, а в тебе его - на двоих с лихвой и это уравновесило чашу весов, но подломило тебя - за двоих раскаяние нести тяжело, но в тебе его ведь не за двоих, верно? За целый народ... - Вала надолго замолчал, сухой палкой поворошив угли костра, что до сих пор горел пламенем, а затем закончил, - Не свою вину носишь на плечах, Нельо, сцеди ее в это море навсегда - откуда родилось оно - туда пусть и отправится. Единственное, в чем повинен ты - что не успел научить народ свой совершать Поступки - они, своим проступком, не дали тебе даже шанса. А я - даю. Мы вместе можем попробовать их научить - миру вокруг и миру в самих себе, ведь именно оттуда мы черпаем реальность, которую создаем. А пока с ними есть только слезы, у которых они не знают, где начало и гордость, у которой они не знают, где конец - итогом может стать память, у которой не будет ни того, ни иного... Нужен ли тебе этот второй шанс, нолдо, этот мир? Примешь ли его...от меня?
Вала вновь поднял глаза на эльфа и руку в перчатке протянул ему поверх тлеющих углей - ладонью вверх, ту самую, что сжал в кулак и по которой узором на белоснежном атласе растеклись пятна крови. Ни единого звука не было вокруг - все пожрал кокон из Темы его и сам затих. Казалось, остановилось время, а в мире, где нет времени, нет не только смерти - там нет ничего.
«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»
***
— Он никогда не закончится… и новый, обещанный мир — не заменит, но сольётся со старым, мутируя в нечто совершенно новое и ранее неведомое, — после долгого молчания отвечает феаноринг, смотрит на небо над головами, вслушиваясь в пространство. Голова гудит от пережитого и прочувствованного, отзывается пульсацией в висках — истлевшими эмоциями и накатывает усталостью, которую, впрочем, нолдо гонит, запирая подальше от осознания, дабы не отдаваться на волю физической слабости.
— Именно, не научил. И вряд ли уже научу, — кто в чём виноват, кто невинен и страдает лишь от собственной глупости, к чему это сейчас? За свои шаги и мысли он ответил и продолжает отвечать, хотя порой и чувствует усталость от повторения одного и того же. Оступиться может каждый, даже король, разве не верно ли сие высказывание? И они… они оступились. Все. Вот только одни — верные, идущие за господами, а другие — господа, ведущие за собою народ. — Им придётся самим прийти к мысли, что прошлое имеет власть над ними и делает их своими рабами.
Разговор тянулся, время венчало небосвод мазками мутно-синего цвета, как кисть поспешившего художника, со стороны моря задул прохладный сырой ветер, будто жаждал отогнать от берега не совсем случайных путников. Эльда вновь замолчал и задумался, слова, услышанные недавно, крутились в подсознании, но никак не приобретали чётких форм, оставаясь смазанными призраками и фантомными переживаниями. Видимо, подумалось тогда Майтимо, он ещё не готов морально для вопросов, зиждущихся на совести и стыде, а их Исход иначе как историей стыда и не назвать.
Прошло время, смысл поездки, исчерпавшей себя, развеялся подобно дыму от костра, и наступил такой момент, когда единственно верным решением оставалось путешествие в обратную сторону, на Север, к новому дому.
— В бесконечности не существует промедления, — поклонившись и извинившись за необходимость возвращаться к повседневным обязанностям, старший сын Пламенного направил коня к видневшимся впереди воротам.
Вы здесь » Эндор » Наша летопись » Архив отыгрышей Тёмного Блока » We'll find our common way. 1 год Солнца, начало осени
610-987-677
faithiss
