Война — преступление, которое не искупается победой.

Был ли смысл отвечать каждому по отдельности или всем сразу? Наверное, уже нет, ибо они не слышали и не хотели слышать - тогда к чему слова, зачем повторять одно и то же несколько раз, коль словно не с живыми существами говоришь, а с каменной стеной, и коль иногда даже каменные стены отзывались на речи Первого намного более активно и понятливо. Вспышка злости и разочарования гасла, как гасло бы мерцание угля в безветренной ночи, когда никто и ничто не разжигало его более - так и эмоции Валы утихали, схлынывая с феа отливом бессмысленного и мешающего аккорда. Мелькор смотрел прямо на стоящего напротив Туркафинвэ - словно бы взглядом своим не отпуская его ни на шаг от себя, не позволяя развязаться этому узлу непонимания и ненависти - с одной стороны и всепонимания, но горечи - с другой. Вокруг них родилось оживление: кто-то засновал и шаги его или их придавали, казалось, скованному пространству элемент живости и натуральности. Мятежный видел и замешательство феанариони и напряженное выражение лиц своих спутников, слышал он и отброшенный в сторону мыском сапога камень, и приглушенный лязг вынимаемого из ножен меча своего эльфа - реакцией на оголенную сталь в сторону айну - но что-то в этой мезансцене было статично и натянуто, как натянуты были в тот момент времени тетивы дозорных промеж веток деревьев, чьим роковым решением в тот миг было бы выстрелить в них, и почему-то лишь шаги верных солдат лагеря Перводомовцев разбавили статику в ощущениях Мелькора - именно эти звуки по талому снегу заставили его ртутно-серые глаза сомкнуться ресницами, ловя кончиками их вновь потекшее время - раз, два, три...
Последнее, что услышал он четко и явственно, будто бы на ухо прошептали, были слова Келегорма о том, что они не боятся войны и все равно не уйдут. Последнее, что подумал айну отчетливо - молчаливым ответом на его заявление - было: "Как же вы любите кровь, глупцы..."
А затем кровь все таки пролилась.
Стоящий напротив и очень близко к Вале феаноринг, сделал резкий выпад в его сторону остатком своего меча, явно желая перерезать искалеченной сталью алебастровое горло Мелькора - и всю ненависть, всю злобу свою светловолосый эльда вложил в этот удар, всю обиду и горечь, непонимание и боль - местью столь жгучей, что не только бы горло перерезать, но и сжечь - развоплотить - как когда-то его верные балроги, его лучший балрог, сумел и посмел убить его отца - да только тогда Феанор нес войну Арде на острие меча, а ныне Мелькор принес мир им в своих обожженных ладонях. Да только мир - не Камни для Первого Дома, он не так интересен и важен, ибо мир - это зеркало, которое показывает каждому человеку его собственное отражение и насколько же ужасно оно для давших тогда Клятву в Амане, раз желают нести они лишь боль, кровь и смрад и не желают глядеться в зеркало это. Но все было в выпаде этом, и если бы в последнее мгновение, поистине с молниеносной реакцией, брат Келегорма не сумел бы ударить нападающего по руке, то обломок меча достиг бы цели, и кто знает тогда, как повернулось бы время и история, но эльф успел - вектор удара был сбит, сталь скользнула обломным острием диагонально вниз, рассекая айну не горло, но грудь и живот - глубоким порезом - кровоточащей раной - которая кровью своей за несколько секунд пропитала и черный мундир его и начала сочиться прямо на снег - алыми кляксами на белизне.
Первый из Валар отшатнулся, отступив на шаг под натиском удара и еще не в полной мере осознавая произошедшее, лишь искалеченную руку на живот положив и глаза резко распахнув на совершившего это - не страхом за себя, но ужасом за них - за последствия действия свершенного сейчас и здесь - в миг, когда ничто не могло это спровоцировать - только не так топорно все разломать, только не так глупо все перечеркнуть...
А в следующий миг пришла боль - алыми вспышками перед глазами запульсировав и зазвенев в ушах, перекрывая и ужас и горечь, лишь колени почувствовав ватными, айну еще на несколько шагов отшатывается назад, прижимая ладонь к ране - все также к животу - пытаясь унять, удержать методично покидающую его фана кровь - она не черная, не смердит, не ядовита - она ничем не отличается от крови любого из них - светлых - она также дарует жизнь и жизнь отбирает и пусть Валар не умирали по-настоящему, но так эльдар тоже, да только легче ли от этого тем, кто остался и тем, кто любит?
В тот миг, когда спина Первого наткнулась на ствол дерева, ноги полностью отказались держать его в вертикали и, подломившись своей изящной фигурой, Вала сполз на землю - коленями в снег, все еще держась за живот, второй же рукой вцепившись в черноту коры, разрывая последние целые перчатки - на левой руке. Алое марево перед глазами искажало видимое, а звон в ушах, перешедший в набат, не давал ничего слышать, но несмотря на это, Мелькор успел посмотреть на Нельо и Анкалагона и едва заметно кивнуть им, попытавшись улыбнуться - вложив в этот кивок все - разрешение, ободрение, одобрение - а в улыбку свою - еще и любовь. После чего сполз еще ниже в снег и глаза серые прикрыл - начинало мутить, а железный привкус крови во рту не давал сосредоточиться - Тема его уже не гремела, а тихо текла, как текла сейчас кровь айну прямо на снег и с каждой каплей Музыка утихала сильнее. Когда же докатилась до сознания Валы вся абсурдность этой ситуации, вся эта почти что фантасмагория - он через застилающую его сознание боль улыбнулся, обнажая порозовевшие от крови зубы да так и сидел, улыбаясь, пока тонкая струйка жидкого кармина на потекла из уголка изломанного в этой саркастической улыбке рта - первой каплей ставя точку в этих провальных переговорах.

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

Исказят эльфийские языки произошедшее: Враг пришедший с миром окажется вероломным негодяем, явившимся к вратам Первого Дома, дабы разрушить их дом, но смелость и отвага Третьего сына Феанаро уберегла нолдор от беды, ибо обратил Туркафинвэ обломок меча своего супротив Врага и первым нанёс удар.
Так скажут светлые, уже не впервой всячески обеляя себя и очерняя тёмных. Анкалагон же впервые своими глазами видел подтверждение всему, что ему говорили о чужеземцах. Убийцы, предатели, мятежники. Нет дома, нет государства, нет друзей. Они провели черту, и кто переступит её - тот уже не с ними, будь то один из Верных или кровный брат.

Змей Ангбанда рванулся к Отцу всего секундой позже замаха блондинистой башки. И если брат его, Морифинвэ, не успел полностью сбить удар, то Чёрный подоспел к месту падения Валы лишь вторым. Рыжий успел подхватить его, послав дракону осанвэ и всё ещё держа меч наизготовку. Всего какое-то мгновение взгляд багровых глаз был направлен на сочащуюся рану, на пропитавшийся кровью мундир, на бледную бескровную улыбку. Вместе с алой жидкостью жизнь утекала из этого тела. Отец терял сознание.
Он закричал. Ему казалось, что его рычащий басовитый крик уже должен был разорвать реальность в клочья, смять пространство и время в тугой клубок, стереть в лица Арды зелень лесов, зубчатость гор, ковры цветов и трав. Но взрывалось и разрывалось лишь феа Чёрного, ибо кричало именно оно - Нотами-нитями связанное со своим Творцом и словно вздумавшее умереть вместе с Ним.
По лицу заходили желваки, руки сжались в кулаки, кожа словно бы туго натянулась - вот-вот пойдёт трещинами прямо по волевому подбородку и далее. А сквозь истончавшуюся оболочку как будто было видно мерцающее сотней огней феа - необычно холодное, режущее глаза в своей ледяной ярости.
"Он велел никого не убивать."
Осанвэ для Нэльяфинвэ звучит огромной досадой ящера. Пусть Вала велел слушаться теперь и рыжего, но его прошлые приказы имели бОльший вес, чем этот нынешний.
И оболочка всё же пошла трещинами. Феа стало тесно в эльфоподобном теле, и ныне ему предстояло отбросить эту скудную упаковку. Сбрасывая эту "одёжу", как майар - фана, Анкалагон стремительно увеличивался в размерах, обрастая обсидианово-чёрной чешуёй и шипами, рогами, когтями и становясь на четыре могучие лапы. Он вырастал выше деревьев, на которых засели лучники, вскоре стоящие перед ним ворота, если их разобрать, могли послужить ему разве что зубочистками.
Перед феанариони предстал первый дракон Арды. Вертикальные зрачки в окружении полыхающего огнём багрянца уже выискивали первую жертву. И крик, что не смог тогда исторнуть из своей груди Анкалагон-двуногий, ныне вырвался оглушительным рёвом из пасти зверя, от которого сотряслась земная твердь. Он сделал шаг назад, ещё - тушу массивную перемещая и разворачивая боком к воротами, а затем замахиваясь хвостом, чтобы сломать "дверь", через порог которой их не соизволили пропустить хозяева. Массивный шипастых хвост сбил коней и мог снести любого, кто оказался бы на линии удара. С треском бронированная плоть встретилась с творением эльфийских рук, разнося в щепки и засыпая ими всех, кто не успел вовремя убраться.
"Морно, живо дуй на Юг, к нолдорскому лагерю. Привези целителя. Отец ранен."
Короткое повелительное послание было отправлено младшему дракону. Анкалагон подозревал, что Отец имел шансы не доехать до Ангбанда - рана была глубокая. А бинтов и хоть каких-то целебных элексиров (тех же кровоостанавливающих ) у них не было. Из известных Чёрному быстрых летунов с большей охотой он доверил это дело брату. И Морнеровал не посмеет ослушаться приказа вожака.
Хвост шлёпнулся дохлым удавом возле Нэльяфинвэ. Взбираться на спину дракону своими силами, особенно с телом на руках, - "миссия невыполнима". А при учёте начавшегося хаоса - ещё и "миссия невменяема". Транспортировка на спину путём цепляния за хвостовой шип с дальнейшим переносом на этом самом хвосте пассажиров на спину - гораздо быстрее и удобнее. Но для этого эльфу пришлось бы убрать меч, потому как вторая рука была занята Мелькором, которого он точно не выпустит из рук.

Отредактировано Анкалагон (04-01-2017 14:17:11)

Мастерская вводная:

В связи с тем, что персонаж в своем посте указал вышесказанное (магическое изменение траектории полета стрел), то выстрелы лучников имеют указанные последствия, а именно: выстрелы, направленные на кого бы то ни было, все равно не попадут в цель, а поразят других лучников - напротив.

Подпись автора

Не счесть моих ликов,
Не счесть воплощений!
Предсмертный твой крик я
И стон наслаждения!
(с) Последнее Испытание

Он стоит к ним спиной, а потому не видит ни замаха Турко, ни удара Морьо, ни мига, когда стальной обломок таки достигает цели и становится причиной дальнейших событий. Он всё ещё смотрит на Нельо. Смотрит и видит происходящие с ним перемены, видит и движения, и выражение глаз. Видит и не может отвести взгляда...
Голос Морьо за спиной... Что? "Ну я же просил..." Мысль. Короткая, болезненная и какая-то обречённая. Миг. И всё меняется, закручивается, набирает скорость... А он по-прежнему смотрит. И видит. И понимает. Миг. Только миг он видит этот взгляд. Но и этого довольно. Шаг назад, и он закрывает глаза. Больно. Этот взгляд ранил сильнее даже, чем мог бы ранить клинок, который так и не был пущен в дело. В отличии от его собрата, даже в таком виде испившего такой желанной крови того, против кого по сути и ковался. Рану от клинка залечить можно. Рану от такого взгляда, точнее от взгляда именно Нельо... Сколько раз в Тирионе доводилось ему видеть, как старший сердится за что-нибудь на братьев, как ругает их, как злится даже. Но никогда он не смотрел вот так... Вроде как всё поменялось местами, и они вместо тёмных тварей, а он в войске, идущем очищать от них земли Эндорэ. Теперь бессмысленно, всё бессмысленно... Теперь видно, что средние правы, нет больше их старшего брата, есть неизвестный, чужой и враждебно настроенный к ним эльф, которому ничего не будет стоить выйти в бою против кого-то из них. Выйти и убить. Ибо не братья они для него сейчас. Так... Тяжело и больно...  И вдруг вспомнилось.... Не к месту конечно, но... Да, этот выход был бы справедливее, чем то, что случилось с братом. Справедливее и милосерднее. Вспомнилось...
"...Как не к себе - к тебе мы звали смерть...
Любую, хоть какую, но - скорее."
Было то стихотворением. Было... Но вспомнилось сейчас только это. Наверное потому, что вот она - смерть. Смерть именно для того Нельо, какой попал в Ангбанд. То же, что сейчас, уже иное.
Он бы наверное так и простоял, пока всё не закончилось, и тёмные не удалились бы. Если бы не трансформация дракона прямо в нескольких шагах от него и крик Турко за спиной. И время рассыпалось...
Кано вздрогнул. Повернувшись лицом к Охотнику, ухватил того за рукав, намереваясь таки увести его в лагерь, рраз уж теперь даже и он туда захотел, только не идёт чего-то. Но в этот момент трансформация завершилась, и дракон то ли зарычал, то ли заревел, при том так, что у менестреля на некоторое время даже уши заложило, и говори ему кто сейчас хоть в самое ухо, не услышал бы. А потом огромный хвост ударил в ворота так, что те разлетелись шепой, а ведь были далеко не тоненькими и резными створками, подобные валмарским произведениям искусства. После чего на стене и за проёмом ворот кажется началась суета и беспорядок. И в это время Турко вздумалось что-то покричать куда-то вверх. Естественно сие оказалось бесполезным, ибо лучники, которым приказ предназначался, оного приказа не услышали из-за поднявшегося шума и потому, что попросту не обратили внимания на лорда, переключив всё внимание кто на проём и происходящее за ним, кто на возвышающегося перед стеной дракона, гадая, что тот сделает дальше, и не лучше ли будет убраться со стены прежде, чем на неё может обратиться внимание ящера. Кано помотал головой, пытаясь восстановить слух, но безуспешно. Потому он всё-таки потянул брата в проём, предварительно убедившись, что хвост больше туда не вернётся, и им не грозит судьба воротных створ.
- Не кричи. Пошли. Теперь уж точно пора убираться отсюда. - Коротко произнёс он, даже своего голоса не слыша, но надеясь, что имеющий навыки разведчика Турко сумеет либо услышать, либо по губам прочитать. Нужно было уходить. А то он совсем не был уверен, что в следующий момент их не снесут ударом хвоста или лапы.
Ворота оказались на удивление близко, но за ними творилось непойми что. Какое тут приказ услышать, тут вообще понять бы для начала, что происходит. Оказавшись за стеной, Кано будто бы растратил весь свой порыв к действию. и уже сам практически повис на брате. Силы начали ему изменять, слишком много их ушло на последние события, да ещё и тёмная Музыка била по ушам, и он слышит только её сейчас, слышит и не может перебороть её силу... Вдох, выдох, вдох... Скорее бы это уже кончилось... Больно... Он снова через силу вдохнул и закрыл глаза, пытаясь совсем не провалиться в пустоту. Нельзя, пока нельзя... Не сейчас, только не сейчас...

___________
*В посте использован отрывок стихотворения Нион "Маглор - Маэдросу"

Отредактировано Макалаурэ (08-01-2017 23:51:37)

Подпись автора

Мы бы искали покоя,
Но нам не дано найти.
Проклятье наше такое –
С Клятвою в бой идти.

Ему казалось, что он лежит на мягком белоснежном снегу, что холод постепенно проникает в него сквозь жаждущие этого прикосновения поры, что он пробирается сквозь ткань одежды и обнимает его своими льдисто-хрустальными пальцами.
Холод.
Он потоками ручьев потек по тонким пальцам - вверх, достигая сердца и головы - лоб заломило, будто от сильного мороза, а потом появилось ощущение, что он в перине - мягкой перине абсолютного холода. Сознание покидало сейчас айну, оно утекало вместе с горячей алой кровью, оставляя после себя лишь охряную грязь, размазывающуюся под одеждой по коже и капающую на талый снег - оставляя вместо себя лишь убаюкивающий холод - без дрожи или намека на оцепенение - просто стерильная зима все больше и больше овладевала его фана. Более того, эти новые аккорды слышались и в Теме Мятежного - они, будучи не нотами, но отголосками звуков - их отдаляющимся эхом - их едва слышимым послезвучием - словно инеем покрывали сочленения нотных звучаний айну, узорами филигранного льда ложась на все тише звучащие аккорды его и заковывая Музыку Валы в серебряное безмолвие холода. Он все еще звучал, но хрустальный налет нового и непонятного отзвучия на исконном его звучании был хорошо слышим всеми, кто резонировал с Темой его изначально и теми, кто только лишь недавно начал резонировать... И ежели фана могут звучать в такт своими сердцами, то феа - аккордами, и все сейчас говорило о том, что аккорды Мелькора перестают звучать в такт... Лишь время, гремя секундами и складывая их в минуты, отбивало ритм происходящего, одно только время правит бал сейчас и именно оно решает кому жить, а кому - не зазвучать боле.
Вала приоткрывает и глаза и разом понимает, что не в перине мягкого снега он - в объятьях крепких своего эльфа - тот держит его опорой, стараясь рану поплотнее зажать и не дать карминовой жидкости беспрепятственно течь к их ногам, пропитывая собой и мерзким запахом теплого железа не только одежду, но, казалось, вообще все вокруг. Не было снега, не было дерева - падение лишь морок, он не на земле, а в руках того, кто Клялся ему всеми своими нотами. Впрочем, феа Мелькора - почти окованная инеем - все таки понимает, что не Клятва держит эльфийскую руку на ране с таким нажимом, который в обычный день не удастся повторить ему, не Клятва заставляет сыпаться с губ его осколкам паники - таким звонким, что сознание айну множит их и стеклянным набатом разбивает в голове. Не она, но боязнь потери - и это лучше и крепче всяких Клятв - в мире, где все создано музыкой и музыкой является по сути своей, эмоция - эта нота - крепче любого из слов, и несмотря на боль и этот холод, улыбается Первый тонкими бледными губами и говорит:
- Я мир в тебе найду в разгар войны. - голос его хриплый, он почти шепчет, хромность глаз своих уставив в пустоту, будто и сил уже нет на то, чтобы голову задрать и посмотреть направленно - прицельно - в глаза тому, кому столь речи откровенные сказал. - Ибо верю тебе и в тебя.
На этом все - все завертелось и дрогнула как будто бы земля под ногами, когда его прекрасное Творение явило всем, кто видеть мог, себя в изначальной ипостаси, но уже нельзя отличить было - то морок новый или же реальность - все сплеталось в голове и вертелось, и Мелькор закрыл глаза, чтобы не видеть ни разлетающиеся в щепки ворота, ни снующих эльфов - лишь звуки - крики, грохот, ругань, топот ног - стали аккомпанементом к черноте невидящего взгляда, но звуков этих было более чем достаточно, чтобы понять - у лагеря зреет паника и паника эта - заслуженная награда - по заслугам - всем тем, кто уши затыкает себе всякий раз, когда приходят говорить о мире.
На черной стороне закрытых век он рисовал себе в динамике картины, как Творение его грациозно и масштабно, как зло оно сейчас, ведь именно Творец вложил в него любовь к Арде и справедливость, а действие, развернувшееся здесь и сейчас противоречило вложенному в самую феа Дракона пониманию...
Последнее, что айну слышит, перед тем, как перестать чувствовать обнимающую и поддерживающую его руку Нельо и погрузиться в ту перину снега целиком, было тяжелое дыхание Майтимо, изо всех сил еще прижимающего свою ладонь к его ране - это почти хриплое, иногда прерывистое дыхание было для Валы в тот миг лучшей музыкой, какую способна породить эта гнилая насквозь - сочащаяся смердящим гноем - ситуация. Оно перекрыло и рев Дракона и крики чужих ему - сторонних - эльфов, которых задели обломки частокола и его разлетающиеся в разные стороны щепки - это дыхание было последней связующей нитью сознания Мелькора и реальности, но и эта нить, как та, что все еще лежала в кармане его штанов, не была бесконечной - как и та, она оборвалась - внезапно и бесповоротно: шум в его ушах исчез совсем - последним услышанным им вдохом Медноверхого, и если бы до этого он падал в обморок хоть раз, то этот раз - уже вторым бы был по счету.

Отредактировано Мелькор (07-01-2017 23:03:10)

Подпись автора

«История древнего мира
На каждом моем отпечатке,
И вечно идущим пунктиром -
Бессмертье в стерильных перчатках.»

***

Багровые глаза всё так же неотрывно следили за копошением "муравьёв" в лагере и перед воротами. Нелепым ему показалось недостаточно быстрое отступление блондинистой башки. Да и ещё один феаноринг занял место "в первом зрительском ряду". Ясное дело - появление дракона перед нолдор было впервые в истории Арды. И всё же дерьмовый был у ушастых инстинкт самосохранения. Иначе бы уже быстро рассосались по норам.
Предоставив мощный хвост к услугам рыжего, дракон посчитал, что на данный момент сделал всё, чтоб Отец и его нынешний... ммм... телохранитель (лучше и не скажешь) оказались на борту единственного транспортного средства, которое могло быстро доставить их домой.
Из-за поднявшегося гомона его даже обстреливать не стали, хотя эльфийская стрела вряд ли бы смогла прошить столь толстую шкуру.
Феанариони укрылись за стеной, пройдя через в щепки разнесённые ворота. "И мне от этого смешно." Как будто это могло остановить могучего зверя. Сколько там в той стене? Три метра? Четыре? Толщина тоже смехотворная. Он мог её спокойно перешагнуть, не напрягаясь. "И это весело вдвойне."
Убивать кого-либо он не собирался, хотя тот хренов махатель мечом и заслуживал показательного сожжения. Но преподать ему урок он всё-таки мог. Чтоб впредь держал и язык свой в пасти и меч в ножнах, если не может сказать что-нибудь дельное, а меч способен обратить только против безоружного, хотя в поле зрения есть вполне себе вооружённые противники.
Урулоки весь резко подался вперёд, перегнувшись длинной крепкой шеей через стену и стремительно опуская голову. Захотят осыпать стрелами - пускай их.
Стоило Туркафинвэ избавиться от своей ноши, коей был привезённый северянами потеряшка, как его накрыла здоровенная тень, а затем один из зубов драконьих проткнул плечо эльфа насквозь. Анкалагону было бы проще заглотить его целеком, а вот опытом в аккуратных захватах зубами он не был наделён, потому нолдо едва не лишился руки, что держала меч. Не разжимая челюстей, ящер утащил его обратно за стену. Как раз в тот момент, когда его застало осанвэ рыжего.
"Один момент."
Дракон отходил от стены дальше, пятясь и чиркая когтями по земле с такой силой, словно силился высечь искры и начать тут пожар, а затем вновь опустил голову, чтобы выпустить эльфа из пасти и моментально пригвоздить к земле когтями - ещё горячими на кончиках из-за сильного трения.
- Не вздумай сдохнуть, крысёныш, - проревел хриплым рычащим голосом Анкалагон, - Через год я тебя найду.
Острый коготь второй лапы, занесённой над эльфом, прочертил через лицо третьего сына короля-безумца царапину, края которой были едва заметно обожжены. Ещё не месть. Так, клеймо на память. Ибо он не забудет и не даст забыть виновному.
Это мог бы быть его конец, потому как никто из братьев или Верных не успел бы на помощь. Но вот громадная тень больше не лежит на распростёртом теле, ничьи когти больше не терзают его. Чёрный наконец-то полностью развернулся, а затем пошёл на взлёт. Тяжкий процесс для такой туши, а потому Отца и Нэльяфинвэ успело потрясти. Зато уже на высоте не было никаких проблем, кроме сильного и холодного ветра.
Домой. Наконец-то домой!
"Не умирай... Пожалуйста, только не умирай!"
И даже если Творец его уже не слышал, он должен был это сказать.

Возмущённые крики старшего брата заставили Куруфинвэ оторваться от наблюдения достаточно зрелищной, но в это же время опасной картины, стремительно разворачивающейся перед лагерем Первого Дома. Хоть Искусник и понимал, что он не в силах что-либо сделать сейчас, желание к действию бежало по его венам, полностью пропитывая Феанариона собой,  а так хотелось всё же умудриться, ибо всем было ясно, что это начало точно не чего-то прекрасного. Скорее это старт ещё более суровых и горьких дней для народа нолдор. Но поняв, что всё что он сейчас может - это только усугубить ситуацию, Курво рванул за ограду лагеря, преодолевая препятствия в виде обломков ворот и громадного существа рядом. 
Внутри был полный бардак. Эльфы сновали туда и сюда, кого-то всё же задело разлетевшимися воротами, потому на улицу выбежали целители, поспешно осматривая раненных.
- Эй, смертельные случаи есть? – Курво схватил за плечо одного из пробегающих мимо служителей лазарета, и кивнул головой в сторону ворот, вернее места, где когда-то таковые существовали. – Много потерь?
- Нет, мой лорд, только раненые, да и те скоро поправятся. Сегодня нам повезло не потерять никого из нас….- Нагруженный разными бинтами и баночками эльф не успел договорить задуманное, ибо феаноринг резко дёрнул его плечо на себя, что тот чуть не выронил свою ношу.
Морда огромного существа появилась внутри лагеря и скользнула мимо Куруфина и его товарища, и снесла бы того с ног, вероятно, если бы кузнец его не одёрнул. Дракон явно не заботился о таком препятствии к своей цели, как нолдор, что не было удивительно- они для него словно букашки с острыми иглами.  Но когда Анкалагон схватил его брата, Атаринкэ сначала охватил ужас, сердце словно ушло в пятки в страхе за своего старшего. Только вот спустя несколько секунд, это чувство сменилось яростью, которая уже переполняла нолдо, а дракон уже тащил Туркафинвэ за пределы ограды.  Он бросился обратно, но подоспел уже к моменту, когда брат валялся на земле, а огромное существо спешило на север.
- Что за мерзкое создание, ты, погань Ангбанда? Наверно думаешь, что невероятно хорош собой и чудесен? Нет, тварь, ты создан злом, и Тьма породила тебя,  а потому ты вызываешь не страх и восхищение, как наверняка думаешь, а лишь отвращение и чувство жалости к себе, не смотря на размеры и мощь. Потому ты уже обречён на провал, ты проклят, а я прокляну тебя снова. Тебе не увидеть ни власти своего Создателя, ни его падения, ты сдохнешь раньше, поверженный воинами Запада. Твои стремительные челюсти ещё познают боль. – Переполненный эмоциями, Куруфин не мог сдержать речей, которые прокричал вслед улетающим Тёмным, но те даже вряд ли бы услышали их, и, закончив свои возмущения и проклятия, ходя вокруг раненого брата, он наблюдал за срочной работой целителя, который кинулся за ним следом, постоянно задавая нетерпеливые вопросы о состоянии Охотника.

Отредактировано Куруфинвэ Атаринкэ (12-01-2017 15:10:01)

Подпись автора

  И мы уходим за своей судьбой,
Оставив светлый Аман за спиною,
Отвергнутые Светом и проклятые Тьмой,
Под стягом со Звездою Феанора!