Она вернулась в дом раньше мужа. Намного раньше. Последние события, что опустились на такой мирный, чистый, светлый Валинор, потихоньку начинали добивать это хрупкое создание, что по праву носило имя Индиль - лилия. Нежный, хрупкий цветок, который нужно оберегать ото всех бед и несчастий. Но надо быть сильной, и Суремель это понимала. И старалась изо всех сил, что у нее были. И пока она боролась, как могла. Боролась за счастье и покой в своем доме, но они не возвращались в светлые и уютные чертоги их семьи.
Нолдиэ сидела, пустым взглядом глядя в одну точку, а тонкие пальцы сжимали ткань платья. Услышав, как открылась дверь, дева встала, увидев мужа. Серо-зеленые, испуганные, но в тоже время и немного уставшие глаза взметнулись на возлюбленного. У нее было много вопросов, но хотелось не задавать их, а просто оказаться в кольце любимых рук, забыв обо всех горестях и несчастиях, что случились. Смута в Валиноре беспокоила Индиль, хотя большую часть взглядов мужа она поддерживала всем своим существом.
- Вы уходите? - Спросила она, когда Куруфинвэ сказал о шести часах. Да и потом добавил про путь. Просто потому что ей показалось, что она ослышалась. Или? Нет, это просто сердце не хотело, чтобы так было - чтобы Куруфинвэ ушел. Совсем не хотело. А разумом нолдиэ успела уже понять - уйдет. И назад не оглянется - уж она-то видела пламя, что горит в его сердце, знала, сколь горячо и ярко оно. И сколь обжигающе.
...Тонкие руки обвили шею мужа, а сама дева подалась к нему. Пальцы зарылись в его волосы. Она ощущала тепло его тела, слышала биение его сердца, чувствовала его запах. Родной, любимый, незабываем. Тот, за которого она отдала бы все на свете. Тот, за которым она готова была уйти куда угодно. Готова была? Наверное, именно что была... Сейчас Индиль с ужасом осознавала, что это не совсем так - нет, она не сможет покинуть Валинор, какая бы Тьма не накрывала его своим пологом, не сможет променять родной дом на войну, что обязательно будет в тех землях... Но сейчас - сейчас это было не важно, не существенно. Весь мир превратился для Суремель в одно лишь создание. В ее любимого супруга. В Куруфинвэ-младшего.

- Слышала. Твой отец умеет разжигать пламя душ, увлекая за собою, он настоящий предводитель. Ему можно смело вручить свои жизни, зная, что он не подведет и не отступит от своего.
Индиль улыбку не видела, но отчего-то подумала, что именно она и появилась на его лице. Ее муж расписывал то, что надо взять с собою, что понадобится ей, а что нет, что их ждет там, в других землях. Что они понравятся Суремель, ибо там красиво...
- Те земли манят сердца, открывая воображению невероятные просторы. А война - война лишь подчеркнет очарование Серых берегов. Я не сомневаюсь в том, что ты и наш сын сможете защитить меня. - Горько улыбнулась она. Что-то захотела добавить, да не добавила.
Дева не поднимала головы. Она думала, закусив губу. С одной стороны появился порыв - пойти вслед за своей любовью, помогать и поддерживать его во всех начинаниях, что будут сделаны Куруфинвэ Атаринкэ, даже на какой-то момент она уже готова была дернуться и пойти собирать те немногочисленные пожитки, что здесь были. Но... Порыв был, только здравый рассудок в кои-то веки взял верх над огнем сердца.
- Не откажусь, любимый, - сказала Индиль со слабой улыбкой на губах. Сказала немного рассеяно, обитая в своих думах. И не зная, как сказать Атаринкэ о том, что она остается здесь.

Индиль не стала спорить со своим любимым супругом, говоря, что война заставляет более ценить все то мирное, что окружает тебя. Потому мир и становится краше и волшебней, ибо так редки моменты передыха, когда на тебя никто не бежит с безумием во взгляде и мечом на перевес, никто не целится из кустов, натягивая тетиву...
- Именно так, meldo! - Сказала Суремель, поддерживая слова Куруфинвэ-младшего.
Тяжело? Да это мягко сказано... С одной стороны - надо идти, надо следовать и за супругом, и за Лордами, идя наперекор воле Валар, что заперли их в Амане как в золотой клетке. С другой... С другой  - здесь все родное и безопасное, здесь мирно сверкают звезды, здесь мудрость тех же Валар способна оберечь от ненужных поступков, здесь столько всего произошло, столько памяти остается в этих землях, стенах, предметах!.. Тяжкий выбор - идти или нет. И каждый из них - И Куруфинвэ, и Индиль, и сын их Тьперинквар - уже сделали выбор.
В доме было на удивление тихо и пусто. Ничто не разгоняло темноты дрогнувшим пламенем свечи, не слышались голоса, приглушенное хихиканье или звонкий заливистый смех. Нигде не отдается эхом резкий восклик, никто не пробежит по изящно украшенным коридорам, опасаясь задеть какую-нибудь вазу, что вот уже в дребезги разбилась, вызывая недовольство хозяйки дома... Пусто и холодно.
Атаринкэ увлек ее за собою, держа за тонкую талию. Индиль особо и не противилась, охотно пойдя за возлюбленным супругом на кухню, где было также непривычно неуютно и пусто. Она на миг прикрыла глаза а потом открыла - нет, это не страшный сон. Это настоящая реальность. Дом давно уже стоит таким заброшенным - ровно с тех пор, как они перебрались в Форменос. Лишь последние дни он стал навещаться бывшими хозяевами.
Усевшись на стул, Суремель с любовью во взгляде следила за движениями князя нолдор. Все они были четкими и точными, отсутствовали спешка и суета, были знание дела и привычность движения. Вот в очаге разгорелось пламя, мирно потрескивая и бросая причудливые тени на стены. Вот по кухне разлился терпкий и любимый аромат душистых трав, размельченных в пальцах, а потом залитых кипятком... Стало тепло и уютно, а на губах девы нолдиэ появилась улыбка. Сейчас все то, что было вне стен кухоньки, было неважным, чуждым и неправильным.
- Спасибо, - сказала она. И на миг недовольно свела бровки - Куруфинвэ рядом не сел, а оперся об подоконник.
Пальцы обвили горячую кружку, впитывая в себя тепло завара. Индиль подняла ароматный квенилас, подула на горячую жидкость, боясь обжечься, и отпила немного.
- Неудивительно - в Амане в целителях нет большой нужды, да и искусство требует усидчивости, чего мало в Верных нашего Дома. - Сказала она. А в Эндорэ... Да, в Эндорэ, в условиях войны понадобятся много целителей, способных вылечить что-то большее, чем ушиб или царапину. Там это будет - пустяки. Будут раны и посерьезнее.

Это.... Это было просто, понятно и даже в какой-то степени очевидно. У Индиль хватило усидчивости, чтобы изучить навыки целителя, впитать их в себя и сохранить в памяти, потом отражая в работе рук. Хотя она тут была не из лучших - но в знании трав ей сложно было найти равных среди нолдор. Она любила природу, любила постигать ее тайны, сокрытые от непосвященных. И постигала, приподнимая полог, ступая в загадочный мир. И не только растения стали предметом ее изучения - и животные тоже. Отличала по голосу Суремель разных пернатых, по следу могла отличить разных животных... Сродни это было охотничьим навыкам, но Индиль и охотницей не была.
На плечи легки руки. Любимые, родные. Готовые в любом миг защитить и поддержать. Индиль положила на одну руку свою ладонь, другой продолжая держать кружку, что дном стояла на коленях. Вслед словам Куруфинвэ упал тяжкий вздох. Кружка с недопитым квениласом была отставлена прочь. На миг тонкие пальцы сжали пальцы нолдо, а потом ладонь девы соскользнула с его руки.
Суремель встала и прошлась. Увы, все было совсем не так, как хотел Куруфинвэ. Увы... Хорошо, что сейчас здесь не было их сына - только помешал бы собраться с духом. Нолдиэ и так было тяжко - час расставания был близок. Остановившись, Индиль подняла взгляд серо-зеленых глаз на мужа. Верно, и так уже все понял.
- Я понимаю, что мои знания могут пригодиться там, на тех берегах... - Начала она. - Но в кое-чем ты ошибаешься. Быть может я и не из робких, но есть те, кто куда как сильнее меня духом. И телом. Прости, Куруфинвэ, но не мой это путь. Я его не преодолею, хоть ты и будешь рядом со мною. Я не хочу ступать навстречу войне, что вы так жаждете, но в тоже время сама горю желанием мести. Только я не смогу... - Индиль понимала. Это не ее борьба. Она не сможет. Только навредит.
...Лилия - хрупкий и нежный цветок. Даже можно сказать тепличный. И капризы природы не для него. Вот и Индиль - матушка была полностью права, так называя свое дитя. Она в имени отразила характер дочери...

По стенам плясали причудливые тени от огня, что жарко горел в очаге, потрескивая съедаемыми поленьями. Индиль на миг прикрыла глаза, вслушиваясь в этот треск, представляя себе, что это треск бревен, сожженных ярким огнем. Но не здесь - там. Здесь камень был основой родному гнезду, ему не поддаться языкам пламени. Там же - там первым приютом и вовсе будут объятия мужа да плащ на плечах.
- Нет, Куруфинвэ, это ты не представляешь предел моих возможностей, - проронила Суремель в ответ. - Ты думаешь, что они выше, но вот - я остановилась. Дальше мне уже не пойти, хотя я мечтаю об этом, но одно - это поход по Аману, другое - поход на войну. Я не хочу ее видеть, ибо она уже начала разрушать мир меж нолдор, сея рознь. Мне уже достатоно - я не готова видеть большую боль. Да, я хочу быть рядом с тобой, с тобой и нашим сыном. Но ты уходишь - потому что отец тебе дороже. А Тьелперинквар... Дай ему тот выбор, который он сделает сам. Позволь ему самому выбрать тот путь, по которому пойдет он - и быть может, мне не придется разлучаться с вами обоими. - Она все это время смотрела на своего мужа. Хотя Индиль чувствовала, что ответ ей известен. И это делало горечь на сердце еще горше.
- Я не сомневаюсь в этом, любимый. Но я не могу. - Она опустила голову. Ему не понять. Никогда ему этого не понять, что переступить порог этого дома в последний раз нолдиэ просто не сможет. Может быть физически все это ей под силу, но морально она не может уйти. Просто не может.

Она ожидала всего. Всего что угодно, но только не этого. не этого лица, застывшего ледяной маской, не этого равнодушия, буквально пропитавшего слова дорого мужа. Ни этих колких слов, больно ранивших душу Индиль, задевающих ее чувства. Впрочем, этого тоже можно было ожидать - ее муж был таким. Он мог отказаться от чего-то дорого сердцу, чтобы добиться своей цели. Просто... Просто нолдиэ до последнего держала в сердце веру в то, что Курво останется. Он и их любимый сын... Наверное, именно от того, а не от резких слов, звучавших в полном молчании, по щекам чертили соленые следы горькие слезы, которых Индиль не могла сдержать. Наверное от того во взгляде была боль, которую Куруфинвэ, верно, и не заметил...
Сколько льда и презрения! К ней! К той, которую он называл свою женой! Индиль не верила, не хотела верить. От слова совсем. Но не бросилась на колени, умоляя остаться, умоляя простить или хотя бы оставить сына, не стала что-то делать, просто молча глотая все то, что вещал любимый супруг. Гордость? Может быть она сыграла не последнюю роль. Очень даже может быть...
А потом он ушел. Суремель слышала его последние слова, и это еще горше сделало горечь в сердце нолдиэ. Ничего здесь не оставив... Ничего... Неужели, так просто? так просто отказаться от всего родного и любимого? От дома, от жены, от друзей, что не идут следом? Неужели нет ни капли сожаления или грусти от этого? Любимым Куруфинвэ Атаринкэ движет лишь пламень да месть, что сжигают все остальное дотла? наверное, это так...
...Индиль на коленях сидела на пороге, провожая взглядом того, кого любила. Любила, любит и будет безоглядно любить ни смотря ни на какие слова и поступки. Она едва дошла до дверей, ноги подкашивались, в глазах темнело. Тонкие пальцы впились в дверной косяк, но боль физическая могла вернуть в реальность и заставить поверить в происходящее. Все было страшным сном, который как омут лишь еще глубже затягивал..
- Я не говорю - прощай, я говорю - до свидания, meldo... - Прошептала Суремель, когда фигура нолдо скрылась из виду. И теперь стало пусто в сердце. Холодно. Пусто. Безразлично. И слезы на глазах высохли, лишь такой же пустой взгляд, как и сердце. Он ее бросил. Одну. Одну - в этом хаосе и безумии. Тем самым придав ее... И сын - даже не зашел попрощаться. Как они могли? Но не было злости или ярости - лишь горечь да пустота. И грусть. Как так можно? Она не понимала. Просто не понимала...