Особого смысла в сопровождении принцессы до Завесы не было - с тем вполне могли справиться и синдар - тем более, что они за этим и приехали. Однако же Келегорм от подобной чести отказываться не стал, в присутствии кого-то другого говоря нарочно официально и без намёка на какие-то симпатии.
- Конечно, я вас провожу, куда вы хотите, принцесса. - А то мало ли что тут подумают... к тому же Третьему и самому хотелось сделать то, на что он как бы вызвался - пока не хотелось вот так отпускать девушку одну.
"Ты прости, но в присутствии других я буду говорить так, как будто между нами чего-то близкого не было. Хотя ты мне нравишься..."
Последнее вышло вообще спонтанно, но извиняться нолдо и не думал - зачем просить прощения за правду?

Подпись автора

Семь братьев Клятвой связаны одной,
И эта клятва не чета всем прочим.
Мы как один в любой вступаем бой
За Сильмарилл! За подвиг отчий!
(с) Скади

Девушке было тревожно. Ей не хотелось вот так вот бросать нового знакомого, в котором, предположительно, хотела бы найти друга. Отцу было послано проникновенное осанвэ, но Аэглос уже заведомо отреагировал негативно на её просьбу. Аранель глянула на Келегорма, который уже согласился её хотя бы проводить, но при синдар демонстративно вёл себя сдержанно и официально.
Только полумайэ хотела сказать лорду голодрим по осанвэ, что всё в порядке, как отец прислал ей ответ, да ещё какой. Нет, ей говорили, что голодрим пришли сюда нелёгким путём, что от них стоит держаться подальше и что совершено было ими деяние преступное, ужасное. Однако подробности прозвучали сейчас по осанвэ. Убийство?!
"Отец, почему ты мне говоришь об этом только сейчас? Ты говорил, чтобы я не общалась с голодрим, но доводы приводил не достаточные. И ещё... Я не верю, что Келегорм имеет к этому отношение. Он не похож на убийцу, - Лютиэн была ошарашена новостью, но никак не могла совместить два слова: "Келегорм" и "убийца".
Аэглос явно получил приказ от короля, потому что внезапно резко сменил свой неуверенный тон на более жёсткий. Яростный взгляд был брошен на лорда голодрим, и аранель поняла, что даже простые воины знают больше неё о том, что совершили гости из-за Моря. И раз такая агрессия... Неужели?..
Принцесса внезапно помрачнела. Келегорм отказался при ней говорить о части событий, что произошли во время ухода голодрим из Благословенного края. Но если он скрывал именно это, то очень зря. Она поверила, что он скрывает нечто личное, чем не готов делиться с первой встречной. Но такие скелеты в шкафу он не должен был от неё скрывать.
Лютиэн сжала руки в кулачки и бросила на голда короткий требовательный взгляд.
- Что произошло в Амане, о чём вы не хотели мне рассказывать, милорд? - голос звучал ровно, но по нему было понятно, что уход от ответа поставит точку в этой встрече, а заодно и в их взаимоотношениях. Слова Аэглоса пока остались без ответа, потому что без объяснений аранель отсюда не собиралась уезжать.

Подпись автора

They will see, we'll fight until eternity.
Come with me, we'll stand and fight together.
Through our strength, we'll make a better day
Tomorrow, we shall never surrender.
© DMC4

Вроде выровнявшаяся ситуация начала стремительно ухудшаться... причём, очевидно, принцессе ничего сообщить вначале не удосужились. Интересно, и кто из родственничков счёл нужным на нас уже и донести?...  Скорее кто-то из Арафинвиони - Второй Дом ведь тоже замешан оказался в тех событиях... Мгновенно вспыхнула злость на осуществивших такую подлость за спиной кузенов... однако сейчас Тьелкормо решил нужным сдержаться и попытаться объяснить всё Лютиэн так, как виделось ему тогда самому - и по осанвэ, поскольку считал подобный разговор личным, да и так проще было убедить девушку, которая всё же нолдо нравилась. К тому же вопрос сам предусматривал, что рассказывать можно было не всё.
"Моринготто убил нашего деда, Финвэ, который был королём для всех нолдор - и все были в печали или гневе, но касалось это, как оказалось, только наш народ. К тому же тогда было похищено то, что отцу было едва ли не дороже всего... и он поклялся вернуть, мы же следовали за отцом, все семеро. И наша клятва и гнев вели нас почти безудержно. Полагаю, что вам только что рассказали про события в Альквалондэ - но мы тогда вначале просили, и лишь после отказа обнажили мечи.  Да, я был среди убийц, спорить не буду - но причины я уже объяснял. К тому же все ушедшие нолдор из-за этого были прокляты - даже те, кто не убивал. А так мне больше нечего рассказывать."
Стоящих же неподалёку синдар Третий пока игнорировал и уходить не торопился - не верилось, что они первыми полезут в драку, к тому же нолдор тут тоже был отряд. В случае чего будет чем упрекнуть, хоть это и работает против нас.

Подпись автора

Семь братьев Клятвой связаны одной,
И эта клятва не чета всем прочим.
Мы как один в любой вступаем бой
За Сильмарилл! За подвиг отчий!
(с) Скади

Аранель была рассержена. Как можно было от неё такое скрыть?! Хотелось и отцу высказать всё касательно её информирования, а что хотелось сделать с лордом голодрим - отдельная тема. Отчего-то было ещё более обидно, что и он ничего ей не рассказал. Конечно, правда вряд ли бы стала тем фактором, который мог заставить её сменить гнев на милость, но, по крайней мере, она бы себя сейчас не чувствовала столь паршиво. Новое осанвэ отца лишь усугубило это чувство обманутости.
Хуан был здесь, неподалёку, но явно не собирался помогать эльфам в этой ситуации. Жалко было расставаться с пушистиком. Он точно вряд ли был повинен в чём-то подобном, но его тоже вряд ли пропустят за Завесу. Келегорма уже точно не пропустят - отец очень зол. Придётся ей как можно быстрее вернуться с отрядом синдар домой и держать ответ перед родителем за свои недавние действия.
На вопрос Лютиэн получила осанвэ, в котором лорд всё же сделал некоторые признания. Принцесса застыла, глядя на Келегорма так, словно тот был внезапно обнаружившейся перед Завесой Унголиант: ошарашенно, с долей страха. Он поднял меч на собратьев! На эльдар! Проливал кровь в Амане! И до каких пор он думал молчать?!
"Негодяй!!!" 
Лютиэн была сбита с толку, обижена, рассержена, и всё это вылилось в действия, которые, наверное, от неё тут вряд ли кто-то ожидал. Девица внезапно рванулась и принялась молотить кулачкам по груди голда, явно намереваясь то ли всю дурь из него выбить, то ли достучаться зачем-то.
- И сколько ты собирался молчать? Сколько времени собирался скрывать это? Негодяй! Я верила, что ты скрываешь что-то личное, что не мог сказать первому встречному! Но ты пытался скрыть преступление! Ты хотел обмануть моё доверие!
Горько и обидно. Первая слеза скатилась, скрывшись где-то в угольно-чёрных волосах, а удары становились всё слабее. Что ей с ним теперь делать? Как доверять? Да и надо ли доверять? Надо ли вообще беспокоиться на его счёт? Всё равно они вряд ли снова увидятся.
Аранель замерла на мгновение и опустила руки.
- Я уезжаю. Мы больше не увидимся. Прощай, Келегорм Феанарион, Принц-Который-Лжёт, - Лютиэн развернулась и двинулась навстречу своим, собираясь забраться в седло и мчаться домой, где упросит мать унять эту бурю, заглушить разочарование, стереть из памяти этого светловолосого мужчину.

Подпись автора

They will see, we'll fight until eternity.
Come with me, we'll stand and fight together.
Through our strength, we'll make a better day
Tomorrow, we shall never surrender.
© DMC4

Лютиэн не думала, что её вылазка за Завесу окончится ссорой с эльфом, которого она совершенно случайно повстречала на своём пути. Однако внезапно открывшаяся правда перечеркнула и хорошее настроение, и стремление упросить отца пропустить лорда в Дориат, и вообще желание сейчас общаться с этим мужчиной. Значит, он мог бы ещё молчать очень долго, скрывая от неё этот факт из своего прошлого. Если бы не отец... Но и он хорош! Раньше никак сказать дочери нельзя было? Хотя, учитывая, что от неё вечно скрывались подобные вещи: насилие, жестокость и прочее, - то удивляться нечему.
Гнев нахлынул и быстро спал, ведь принцесса по природе своей не умела долго злиться, хоть и была эмоциональной личностью. Аранель прекратила молотить кулачками по груди голда, который с раздражением ей ответил, успев ещё и родичей помянуть с негативом, хоть те и рассказали всего лишь правду о том, как голодрим уходили из Амана.
- Конечно, виновата я, - отходя от лорда, глухо сказала Лютиэн, - Я глупая девочка, которая ничему не учится. Разумеется, отец не просто так мне советовал держаться от голодрим подальше. Теперь понимаю, почему. Спасибо за всё вам, милорд. И за этот урок тоже.
Лютиэн оказалась рядом с Аэглосом, а затем и в седле.
- Надеюсь, ваше чувство правильности не станет когда-нибудь причиной вашей гибели, милорд. Прощайте.
Аранель тронула поводья и лошадь неспешно двинулась к Завесе. Не хотелось ни с кем говорить, но принцесса всё же не забыла про Хуана.
- Прощай, Хуан. Береги своего друга.
Лошадь перешла на галоп, удаляясь. Синдар последуют за ней, в этом она не сомневалась. Хоть в ком-то из присутствующих она не сомневалась.
"Отец, я возвращаюсь домой."

Подпись автора

They will see, we'll fight until eternity.
Come with me, we'll stand and fight together.
Through our strength, we'll make a better day
Tomorrow, we shall never surrender.
© DMC4

Аэглос был очень рад, что обошлось без споров, ссор и чего-нибудь похуже. Он не вмешивался в разговор, но, стоило королевне подойти к нему, как синда молча помог ей подняться в седло, затем вскочил и сам. Отряд сорвался с места следом за королевной, явно не желавшей долее задерживаться на поляне, с которой ее было так трудно увести.
Они скакали к Завесе кратчайшим путем, и вскоре оказались под ее защитой, но и тогда Аэглос лишь слегка сбавил темп. Согласно приказу короля, Лютиен проводили до самого Менегрота, где дочь встречал лично Тингол.
Тот, получив ее осанвэ, окончательно успокоился насчет жизни дочери, зато сильно встревожился из-за того, что она должна была пережить, узнав о случившемся в Амане так, как это произошло. Кроме того, он все еще был разгневан ее неповиновением двум приказам сразу.
Увидев вдалеке приближающихся всадников, Тингол остановился - он мерил шагами конный двор - и остановился у входа в сад. Аэглос, остановив коня, спешился, помог Лютиен сойти с седла и направился к королю, искренне надеясь, что дева последует за ним. Аэглос преклонил колено.
- Государь, ваш приказ исполнен. Благодарение Валар, все прошло мирно.
- Отлично, - он нетерпеливо кивнул. - Вы все свободны, - Тингол еще был разгневан за то, что отряд упустил девушку из виду, но мысли его были заняты Лютиен и ее встречей.
Несколько мгновений он молча смотрел в лицо девушке, потом молча кивнул, приглашая ее следовать за собой. Разговор едва ли был предназначен для посторонних ушей.
Пройдя несколько десятков шагов по садовой дорожке - серая мантия взлетала за спиной в такт шагам - Элу свернул с нее и присел на спрятанную в кустах скамейку - просто для того, чтобы смотреть на дочь не сверху вниз. Жестом предложил Лютиен сесть напротив.
- Для начала - ты в порядке?

Заметив, как удручена и печальна дочь, Тингол почувствовал, что его гнев несколько улегся. Были вещи поважнее даже физической безопасности Лютиэн, и, кажется, именно о них пойдет разговор. Встреча сильно потрясла его безмятежное дитя...
Выслушав тихую речь и не увидев обычной улыбки - которая и не могла быть сейчас искренней - он задумчиво кивнул.
- Не думаю, чтобы это была твоя ошибка, - решительно отмел Элу предположение девушки. - Я не могу влезть в разум этого голда и сказать, чего именно он ожидал, но могу попробовать предположить. Скорее всего, он надеялся ложью скрыть свои преступления и вызвать у тебя именно ту реакцию, которая последовала - доверие, интерес и приязнь. Он не предполагал, что нам известна его тайна. Но, думаю, что была тому и другая причина. Лютиэн, сознаваться в собственном проступке крайне неприятно, ты ведь и сама это знаешь. Это больно и тяжело. Но говорить о своем преступлении, причем тому, кого оно касается напрямую, причем в первую встречу, вот так, с порога... это стократ труднее. Здесь нужно искреннее раскаяние, а помимо того - желание быть искренним с тем, с кем говоришь, ведь не каждому мы обязаны доверять.
Тингол наклонился вперед и взял в ладони руку дочери.
- Ты привыкла доверять каждому, кто не открыто враждебен. Наверное, это моя вина - я говорил тебе об опасностях, но не показал их, а такое учение недорогого стоит. Надеюсь, впредь ты станешь осторожнее...
Он поколебался, но все же заставил себя добавить вместо извинения:
- А я буду, наверное, больше рассказывать тебе о мире за Завесой. Если уж уберечь тебя от вылазок невозможно, - строго, - то лучше тебе знать о том, что может тебя ожидать.

Похоже, его слова не оказались окончательным ответом для дочери. Тингол ничего не имел против, но надеялся, что в своих раздумьях над поведением голда Лютиэн не станет искать ему оправдания. Нетрудно оправдать любой поступок при должном желании, но не стоит этого делать.
- Конечно, он не мог. И едва ли намеревался, раз уж они не сочли нужным рассказать нам хоть что-то за столько лет, - вздохнул Тингол, не позволяя гневу вырваться на волю. - Я многое узнал... И, кажется, пришла пора узнать и тебе, хотя горько мне вспоминать о том, что поведали наши гости.
В ушах еще звучали жуткие слова Фингона и Артанис, еще стояли перед глазами картины, нарисованные воображением. Боль своего народа Тингол ощущал, как собственную.
- Все началось с того, что Бауглир погубил освещавшие Аман Древа и убил короля Финвэ. Тогда голодрим решили идти в эти земли и мстить, но Валар не дали на то своего благословения. И тогда они отправились своей волей. Брат мой, Ольвэ, отказался дать корабли для такого дела, и тогда... - он почувствовал, как пальцы снова сжались в кулаки, точно чувствовал в руках острый меч, - тогда на них напали. Ты видела, как вооружены голодрим, ты знаешь, что они умеют сражаться! О, как видно, они тренировались на безоружных! - гнев все же выплеснулся мутным потоком, Тингол не мог более сдерживать себя. Он вскочил и заходил по полянке, даже не пытаясь овладеть собой. - Они перебили наш народ и силой забрали корабли. Это сделали Феанор, его сыновья и их народ, но они не одержали бы победы, не приди им на помощь их родичи. Те лорды, что были здесь. Но если в них я видел раскаяние, то Феанор и его сыновья, по-видимому, до сих пор гордятся своей великой победой!
Ради дочери Тингол все же попытался смирить бессильную ярость. Он не мог помочь брату, он не стал бы мстить с оружием, а проклятия едва ли могли помочь делу.
- Вот что совершил тот, кого ты хотела бы видеть своим другом, - Элу скривил губы. - Он, его отец и его братья. Ошибка? Нет, дочь моя, таких ошибок не бывает. Это - преступление, ничем не лучшее, чем деяния Бауглира. Ты видела битву при Гелионе, ты знаешь, скольких мы потеряли тогда, - Тингол закрыл глаза, снова переживая в памяти ту жестокую сечу, вспоминая крики и стоны умирающих. Тогда погиб благородный Денетор и многие, многие другие... - Там, в Амане, случилось то же. Подло? Да, это было подло. И то, что он не рассказал тебе правду - лишь капля по сравнению с тем морем зла, что уже совершил этот эльф. Тебе стоит быть... мудрее в выборе тех, кого ты хочешь видеть в друзьях. На горе нам, в мире слишком много зла, и не все оно - в Твердыне и ее слугах.

С огромным трудом взяв себя в руки и загнав гнев в укромные закоулки души, Тингол подошел к вставшей дочери. Ей явно было худо после его рассказа, и сердце кольнула жалость. Хотелось утешить Лютиэн, ободрить ее, но как? Его дочь всегда так остро переживала чужую боль.
- Что делать... С тем, что случилось, мы уже ничего не можем сделать. Осталось лишь обезопасить себя. Я могу сказать, какое решение я принял. С сыновьями Феанора и их народом у нас нет и не может быть никаких отношений. С другими же, теми, чьи послы к нам приезжали, иное дело. Леди Артанис мне вовсе не в чем обвинять, ибо она не имела никакого отношения к совершенному преступлению, что до лорда Фингона, то он, хоть и виновен, но все же раскаялся в совершенном и уже заплатил немалую цену. О взаимодействии мы не договаривались - лишь в самых общих чертах - потому что их посольство не имело подобных полномочий. Но я полагаю, что, хотя мы не будем врагами, едва ли нам удастся в скором времени возродить былую дружбу.
Тингол помолчал.
- Завеса не впустит на наши земли никого, кроме наших родичей, а также тех двоих лордов, что побывали здесь. Если голодрим пожелают договориться о мире и союзе, то ради Финвэ я выслушаю их и буду обсуждать возможные условия. Это все, что я могу сказать сейчас.
Он положил руку на плечи дочери, легко обнимая ее. Провел ладонью по шелковистым темным волосам.
- Спасибо за это решение, дитя. Прости, мне, верно, стоит больше пояснять свои приказы, чтобы у тебя не возникало соблазнов. Если этот урок и был нужен, то... он вышел чересчур жестоким, - Тингол поцеловал ее в лоб. - Не уезжай больше из Дориата.

Странный получался разговор, но Тингол никак не мог понять, что не так, что оставляет в нем ощущение неправильности. Точно он не ответил дочери на что-то важное... или сказал что-то лишнее.
- Да, разрешу, - кивнул он. - Если они приедут сюда. На их земли, прости, я отпустить тебя не могу - просто потому, что там небезопасно.
А вот рассуждения о Тьме немного удивили его. Хотя чего еще можно было ждать от Лютиен, всегда верившей в лучшее?
- Дитя, Тьма не выступает наружу, подобно рогам или отпечатку на лице. Она порой прячется в глубине сердца. Тот, кто совершил такое дело - не просто впустил в себя Тьму. Он отдался на ее волю, он служил ей. Быть может, настанет день, когда они вытравят эту Тьму из своих сердец, но мало для этого одного наказания. Нужно искреннее раскаяние, а я едва ли поверю в то, что они могут раскаяться в свершенном!
Тингол упрямо стиснул губы. Раскаяние не загладит преступление, не воскресит павших и не сотрет из душ выживших горе утраты, но для самих преступников иного пути все равно нет.
- Твое любопытство... Да, верно. Надо давать ему больше пищи в Дориате, - он ласково обнял дочь, прижимая ее к груди. Было ли спокойствие Лютиен лишь внешним, маской для него - или же она в самом деле пережила уже свою встречу и буря в ее душе улеглась, оставив лишь легкую рябь?

То, что почувствовал Тингол несколько минут назад, теперь уже стало очевидным. Преступление отчего-то пробудило в душе Лютиен не столько гнев, сколько жалость... к убийцам. И этого он понять и принять не мог. Точнее, мог бы понять - но не в этом случае.
- Я знаю, что собаки не предают друзей, пока им оставляют такой шанс, духи они или нет, - возразил Тингол. - Но и духи подвластны Тьме, ты не заметила? И то, что этот пес некогда служил Оромэ, ничего не меняет. Если бы айнур были неизменно чисты, в нашем мире не было бы Тьмы.
Тингол заглянул в глаза дочери.
- Это единственный допустимый выход. Лютиен, это тот случай, когда милосердие должно найти себе иной предмет для сострадания, а преступники заслуживают справедливости. Они не желают ни помощи, ни жалости, потому что иначе вели бы себя по-другому. Ты говоришь, мы отдаляемся? Тем лучше. Чем дальше будет их народ от нашего, тем безопаснее для нас.
В его голосе больше не было злобы, зато была неколебимая твердость.
- У тебя доброе сердце, дитя, но ты не понимаешь пока, что доброта может быть глупостью - когда тот, на кого она обращена, в ней не нуждается. Тогда она пойдет ему лишь во вред. Не всякий и не всякому может помочь. Ты хочешь получить этот урок на практике? Почувствовать презрение и ненависть от тех, к кому придешь с открытым сердцем?
Пока не хотелось налагать прямого запрета, но если Лютиен вынудит его, придется это сделать. Пусть она и обещала не выходить за Завесу, остаются и другие способы общения.
- А леди Артанис и лорд Фингон, я думаю, еще приедут сюда. Сомневаюсь, что они навечно останутся жить возле озера Митрим, запертые в узком пространстве. А как только они решат осваивать новые земли за Сирионом, им понадобится обмениваться опытом.

- Что ж, если ты уверена - не спорю, однако помни: собачья верность может многое списать, - вздохнул Тингол. Он видел, что не убедил дочь, и какой-то частью даже мог понять ее. Но - не согласиться. Ни в коем случае.
- Нет, я не общался с ними и не слышал от них ни слова, но, Лютиен... Ты сама вспомнила о суде над Бауглиром. Так скажи мне, отчего же Стихии, давшие шанс ему, отказали в том же голодрим? Быть может, им все же виднее, когда и какой шанс можно давать?
Тингол верил в справедливость Валар и знал, что их решение было верным. Они знали намного больше, чем и он, и Лютиен, а потому следовало и исходить из их решения прежде всего. И уже основываясь на нем, делать свои выводы. Да, нехотя признал он, сыновья Феанора могут измениться со временем, но ему это было безразлично.
- Что ж, я рад и тому, что ты не станешь искать встреч намеренно. И я уповаю на то, что судьба вас не сведет - им заказан путь сюда, а ты, надеюсь, более не станешь покидать Завесу без провожатых... Но если такое случится, я прошу и требую, чтобы ты была насторожен.
Ей тоже может угрожать опасность, случись что... Тингол хотел бы уберечь дочь от подобного общения.
- Я рад, что вы сблизились с лордом Фингоном и леди Артанис, - улыбнулся он. Ничего худого из этой дружбы произойти не могло, и лучше бы дочери утолять любопытство с ними обоими.

Лютиен продолжала гнуть свою линию, и Тингол неприятно удивился вдруг проснувшемуся в дочери упрямству. Как будто случайно встреченный ей голда был ей дороже, чем тысячи убитых им, как будто он заслуживал ее жалости, а те невинные, чьи жизни он отнял, были лишь досадным недоразумением. Пожалела - и будет, точно убитого лисенка.
- Меня удивляет, как легко ты забыла о том зле, которое причинил твоему народу этот голда, - сухо ответил он. - Ты так яро ты кидаешься на его защиту от меня, будто это он - пострадавшая сторона, безвинно обиженная и обвиненная.
Он даже не стал напоминать о том, что решение Валар было однозначным - вечное изгнание. Для всех голодрим. Едва ли это убедило бы Лютиен.
- Спасибо и на том. Ты не уехала бы дальше уже потому, что за тобой был выслан отряд, и я отправил бы еще, если бы потребовалось, хоть и неприятно мне было бы возвращать тебя домой силой.
Последняя фраза удивила Тингола и вызвала новое, жгучее раздражение на наглеца. Как он смел говорить такие вещи Лютиен? Но виду он не подал.
- Понравилась? Трудно найти эльфа, которому ты не понравилась бы, дочь моя, - обронил Тингол. Нельзя было не любить прекрасную и добрую девушку, такую наивную, такую нежную. Он и сам поддался своей любви, позволив гневу улечься, когда Лютиен прильнула к нему. Глухая боль в груди утихала.
- Что ж, подружитесь, я не буду против, - вздохнул Тингол. Странно, отчего это Лютиен так упорно говорит о Фингоне? Как видно, ей в самом деле очень любопытны пришельцы. По крайней мере, ему очень не хотелось думать об иной возможности.